Время повествования в романе И. С. Шмелева ограничено рамками одного дня
Время повествования в романе И. С. Шмелева ограничено
рамками одного дня. Однако день этот - единственный, неповторимый, и
вместе с тем традиционно повторяющийся. "Кривая-всякий уж год ездит на
Постный рынок, приладилась и умеет с народом обходиться", - уговаривает
Горкин кучера Антипа (глава "Постный рынок").
И вот, наконец, Ваня и Горкин отправляются в дорогу.
Зачем автор с мельчайшими подробностями описывает лошадь и ее снаряжение?
На сей раз пространственные рамки размыкаются сразу -
перед взором автора-повествователя и читателя предстает Москва.
Замысловатый маршрут Кривой, с многочисленными остановками, Ване
растолковывает все тот же Горкин: "Уж так привыкла". Это - символ
традиции. Когда-то лошадь возила прабабушку Устинью: "Сколько годов, а
Кривая все помнит". Кривая - хранительница родовой памяти. Горкин,
"разумеющий" поведение лошади, делает и семилетнего Ваню причастным этой
памяти, а значит, традиции. "...Прабабушка твоя Устинья все тут
приказывала пристать, на Кремль глядела <...> Поглядим и мы".
История любого рода тесно связана с судьбой страны и ее
народа. Московский Кремль вводит тему исторической памяти. Маленький
Ваня - наследник родовой и исторической памяти, будущий хранитель
традиций. Когда он смотрит на Кремль, в нем просыпается чувство
национального, русского: "Это - мое, я знаю. И стены, и башни, и соборы
<...> были во мне всегда, <...> И дым пожаров, и крики, и
набат... - все помню! <...> все мнится былью, моею былью... -
будто во сне забытом".
Панорама Кремля показана с моста. "Высота-то кака, всю
оттоль Москву видать". Пространственная перспектива переходит во
временную и, сливаясь с ней, превращается в "даль лет".
Повествовательная ткань приобретает дополнительный смысловой оттенок,
если учесть, что эти строки были написаны автором после кровавой
революции и гражданской войны. Дымка времени окутала уже не только
"бунты, и топоры, и плахи, и молебны", но и тот далекий день, когда
купола храма Христа Спасителя, еще бескрестные, золотились сквозь
стропила лесов.
В поэтике Шмелева таким образом возникает самый важный
мотив - мифологический, сказочный, фольклорный. В этот сказочный и, в то
же время реальный, мир органически вписывается и Мартын-плотник,
"доказавший себя государю", и Кривая, и Кремль, который "и татары жгли, и
поляки жгли, и француз жег, а наш Кремль все стоит. И довеку будет".
Кремль предстает читателю в сияющей золотисто-розовой гамме, залитый
"священным, дымно-голубоватым светом: будто кадят ладаном".
В подобных традициях выдержано и красочное описание
Постного рынка. Общий тон всего описания "великого торга" - "Сколько
же!". "Широка Россия, без весов, на глаз" (глава "Рождество"). То же и
здесь: клюква - ведрами, горох - мешками, капуста, соленые арбузы, мед -
кадками, огурцы ловят ковшами, морковки - вороха, кисель - противнями,
баранка - возами, сахар - стопками, масло - бочками, "грыба" сушеного -
горы, соленого - корыта ("грыбами весь свет завалим"), а пряникам вообще
нет счета. "Ешь, Москва, не жалко!.."
Постный рынок не только богат на россыпи товара (рефреном
через все описание: а вот, а вон...), но и россыпи крепкого, острого
русского словца.
"А, наше вашим... за пуколкой?" - "Пост, надоть
повеселить робят-то... Серячок почем положишь?" - "Почем почемкую, потом
и потом-каешь!" - "Что больно несговорчив, боготеешь?"
"- А вот лесная наша говядинка, грыб пошел! <...> -
Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш,
винигретные... Похлебный грыб сборный, есть протопоп соборный! Рыжики
соленые-смоленые, монастырские, закусочные... Боровички можайские!
Архиерейские грузди, нет сопливей!.. Лопаснинские отборные, в медовом
уксусу, дамская прихоть, с мушиную головку, на зуб неловко, мельчей
мелких!.."
Рынок под стенами Кремля, где представлена вся страна ("Я
слышу всякие имена, всякие города России"), размыкает московское
пространство. Рассказ идет уже не только о Москве, но и о всей стране и
ее народе.
Вместе с Ваней читатель уже столько видел, столько всего
попробовал-понюхал, такого наслушался - "кружится голова от гула".
Кажется, "великий торг" в самом разгаре, и вдруг: "Домой пора".
"Кривая идет ходчей. Солнце плывет к закату, снег на реке синее, холоднее.
Благовестят, к стоянию торопиться надо", - так начинается последняя часть очерка.
Все описание Постного рынка будто заключено в рамку. Это
рассказ о пути туда и обратно. Не менее символичен эпизод с Кривой,
заснувшей на мосту по дороге на рынок. "Ладно, смейся... она поумней
тебя..." - говорит Горкин зевакам. Та же история повторяется и на
обратном пути: "Стоим на мосту. Кривая опять застряла. <...> Я
оглядываюсь на Кремль: золотится Иван Великий, внизу темнее, и глухой -
не его ли - колокол томительно позывает - помни!.." Встретивший и
проводивший Ваню Московский Кремль, построенный на холме, возвышается
над городом, сообщая высший смысл той жизни, что спешит-суетится внизу.
По мысли И. С. Шмелева, на "святой Руси" даже и "постом весело", а
заурядная поездка за покупками на рынок превращается в настоящий
праздник.
Не менее интересную смысловую нагрузку несет имя старой
лошади - Кривая. В этой связи вспоминаются народные выражения: "Кто
прямо едет, дома не ночует", "В объезд - так к обеду, а прямо - так дай
Бог к ночи", "Куда кривая выведет". Трагическая гибель отца Вани связана
с неистовой скачкой на лошади с не менее показательным именем -
Стальная.
Главу "Постный рынок" завершает предложение, возвращающее
нас к началу повествования: "Кривая идет ровным, надежным ходом, и
звоны плывут над нами. Помню".