Для И. С. Шмелева Россия - потерянный рай детства,
который он и воскрешает из небытия силой своей ясновидящей и
одновременно преобразующей памяти. В главе "Радуница" есть эпизод,
дающий ключ к художественному своеобразию романа: "Какое утро!.. Окна
открыты в тополь, и в нем золотисто-зелено. Тополь густой теперь, чуть
пропускает солнце, на полу пятна-зайчики, а в тополе такой свет,
сквозисто-зеленоватый, живой, - будто бы райский свет. Так и зовем мы с
Горкиным. Мы его сами делаем: берем в горстку пучок травы - только
сжимать не нужно, а чуть-чуть щелки, - и смотрим через нее на солнце:
вот он и райский свет! Такого никак не сделать, а только так, да еще
через тополь, утром... только весенним утром, когда еще свежие
листочки".
"...Райский свет <...>. Мы его сами делаем..."
"Рукотворный" райский свет, которым пронизана едва ли не каждая страница
романа - это дух творчества, очищающий и преображающий Прошлое и
заставляющий сиять его иным, неземным светом.
Великолепна цветовая палитра писателя, близкая по ясности
и чистоте красок древнерусской живописи: красная Пасха,
сине-бело-голубое Рождество, свежая зелень Троицы. Особый акцент сделан
на золото, которым залито все: "...и небо золотое, и вся земля, и звон
немолчный кажется золотым тоже, как все вокруг".
"Я просыпаюсь от резкого света в комнате: голый какой-то
свет, холодный, скучный. Да, сегодня Великий пост. <...> Теперь уж
"душа начнется", - Горкин вчера рассказывал: "Душу готовить надо".
Говеть, поститься, к Светлому дню готовиться. <...> Старая моя
нянька Домнушка ходит за Горкиным и поливает, в тазу шипит, и подымается
кислый пар - священный. Я и теперь его слышу, из дали лет, - так
начинается первая глава романа - "Чистый понедельник". Главные слова
здесь: свет, душа, Светлый день, даль лет. Шмелев не случайно начал свою
эпопею об ушедшей России с идеи покаяния, с Великого поста: "На Постный
рынок с тобой поедем, Васильевские певчие петь будут - "Душе моя, душе
моя", - заслушаешься", - сулит Горкин Ване в "Чистом понедельнике". Те
же молитвенные слова из "Великого покаянного канона святого Андрея
Критского" повторяются в одной из последних глав, в которой
рассказывается о смерти отца ("Кончина"): "Дверь в спальню чуть
приоткрыта. Слышны печальные вычитывания батюшки. Я узнаю знакомую
молитву, какую поют в Великом посту, - "Душе моя, душе моя... восстани,
что спиши? конец приближается..." "Зимние рамы еще не вставили - или их
выставили в зале? Слышен унылый благовест - бо-ом... бо-о-омм... будто
это Чистый понедельник, будто к вечерням это: "по-мни... по-мни-и..."
("Похороны").
Центральная тема "Лета Господня" - тема исторической и родовой памяти - заявлена уже в эпиграфе к роману - строках Пушкина:
Два чувства дивно близки нам -
В них обретает сердце пищу -
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Основа незыблемости мира заключается в памяти прошлого и
строительстве настоящего по законам прошлого. В этом мире есть главное -
осмысленность, одухотворенность, "обоженность" будничной жизни и быта.
Традиционный порядок воспринимается как высший нравственный закон.
Осознание иного, высшего смысла во всем реальном (явленном) мире
одухотворяет обыденные дела, превращает обычные действия, да и всю
человеческую жизнь в священный обряд. "Розовые занавески, с охотниками и
утками" сняли, зажгли "голого стекла лампадку", не разрешают бегать и
играть, потому что - Великий пост, "мучается Сын Божий", а значит,
настала пора готовить душу к Светлому дню, к Пасхе. "...Нельзя сразу, а
надо приуготовляться, а то и духовной радости не будет", - так Горкин
наставляет Ваню. В "мелочах жизни" ребенку приоткрывается небесная
тайна, а его детская душа постигает Бога: "Чувствуется мне в этом
великая тайна - Бог" ("Чистый понедельник"). "Мреет в моих глазах - и
чудится мне, в цветах, - живое, неизъяснимо-радостное, святое... -
Бог?.. Не передать словами" ("Пасха"),
"По-мни, по-мни", - гудит церковный колокол, даруя
человеку "память смертную" (то есть напоминая о конечности земного пути)
и не давая спать его душе.
Повествование Шмелева построено по законам благодарной
памяти. Память в "Лете Господнем" - категория не только этическая, но и
эстетическая. Россия, детство, дом в родном Замоскворечье увидены
внутренним, духовным оком автора.
В "Лете Господнем" принципиально важна повествовательная
манера. Все, о чем рассказывается, увидено глазами мальчика Вани, за
которым стоит писатель Иван Шмелев, уже прошедший путь, еще предстоящий
его герою. Отсюда возникает соединение силы художественного изображения с
глубиной философского осмысления изображенного. Как отмечал великий
русский философ И. А. Ильин, слово Шмелева рождено, "сердцем
воспринявшего младенца и поведавшего мудреца".
Шмелев следовал традиции русской классической литературы,
хотя во многом он был и новатором, что не только выделяет роман среди
произведений этого жанра, но и делает его уникальным. Об этом
замечательно сказал И. А. Ильин: "С тех пор, как существует русская
литература, впервые художник показал эту чудесную встречу -
мироосвящающего православия с разверстой и отзывчиво-нежной детской
душой. А мы, читатели, видим, как лирическая поэма об этой чудной
встрече разрастается, захватывает весь быт взрослого народа и
превращается в эпическую поэму о России и об основах ее духовного
бытия... [Шмелев] показывает нам Православную Русь - из сердечной
глубины верующего ребенка".