Романы "Богомолье" (1931-1948), "Лето Господне"
(1933-1948) и сборник "Родное" (1931) были созданы И. С. Шмелевым в
эмиграции, во Франции. Эта автобиографическая трилогия - вершина
творчества писателя. "Богомолье" и "Лето Господне" объединены общей
темой, одними и теми же героями, единством внутреннего сюжета и
композиционно-стилистическими особенностями.
В романе "Лето Господне" автор обращается памятью к годам
своего раннего детства, прошедших в Замоскворечье, в доме на Калужской
улице, построенном незадолго до наполеоновского нашествия прадедом
Шмелева, Иваном. Купеческое дело рода Шмелевых началось с торговли
деревянной посудой в разоренной французской армией Москве: "Москву
пожгли, ушли, все в разор разорили, ни у кого ничего не стало. Вот он
[прадед Иван] загодя и смекнул - всем обиходец нужен, посуда-то... ни
ложки, ни плошки ни у кого" ("Богомолье". "У Троицы").
Родословная Шмелевых восходит к XVII в., к гнезду
старообрядцев легендарной боярыни Морозовой. "Лето Господне"
неоднократно ссылается на авторитет прабабки Устиньи, которая хотя и
приняла новую веру, но сохранила патриархальные порядки в доме и дух
старинного благочестия в семье.
Род Шмелевых был весьма уважаем среди московских купеческих
семей. Отец Шмелева Сергей Иванович, "с пятнадцати лет помогал деду по
подрядным делам".
Он держал бани, портомойни на реке, купальни. Особенно
славилась его артель плотников. Рабочие Сергея Ивановича Шмелева ставили
помосты и леса при строительстве храма Христа Спасителя ("Богомолье".
"Царский золотой"), "места" для публики на открытии памятника Пушкину.
Сергей Иванович также был старостой церкви Казанской иконы Божией
Матери, у Калужских ворот, на ул. Б. Якиманка. Здесь в церковной книге
была сделала запись о крещении И. С. Шмелева. Храм не избежал
трагической участи и был взорван в 1972 г.
Шмелев вспоминал: "Ранние годы дали мне много
впечатлений. Получил я их на дворе. В нашем доме появлялись люди всякого
калибра и всякого общественного положения. <...> Слов было много
на нашем дворе - всяких. Это была первая прочитанная мною книга - книга
живого, бойкого и красочного слова. <...> Здесь я почувствовал
любовь и уважение к этому народу, который все мог".
Начало работы над "Летом Господним" относится к декабрю
1927 г. Сначала был написан очерк "Наше Рождество. Русским детям": "Ты
хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество. Ну,
что же..." (У произведения был и реальный адресат - Ив, Ивушка, сын
племянницы жены Шмелева). Очерк был напечатан в январе 1928 г. в
парижской газете "Возрождение". Также в периодике публиковались и другие
главы романа. Полный текст романа "Лето Господне" вышел в 1948 г. в
парижском издательстве YMCA-Press, специализировавшемся на русской
литературе. В России отдельные главы были впервые опубликованы в журнале
"Новый мир" за 1964 г., а полностью книга вышла лишь в 1988 г.
Шмелев сполна познал всю горечь эмиграции. Вместе с женой
Ольгой Александровной он эмигрировал во Франции, пережив все ужасы
гражданской войны и потерю единственного сына.
В 1923 г. Шмелев опубликовал повесть "Солнце мертвых" -
трагический рассказ о пережитом в Крыму во время гражданской войны,
"книга ужаса и скорби по погибающим ценностям человеческого духа" (Н.
Кульман). С новой остротой звучит в ней поднятый Шмелевым вопрос о цене
социальных преобразований: "Цела Европа? Не видно из Виноградной Балки.
Как там - с... правами человека? В Великих Книгах - все ли страницы
целы?.." И далее, как приговор миру, где свершается такое, звучит стон
измученной души: "У меня нет теперь храма. Бога у меня нет: синее небо
пусто".
Работа над романом "Лето Господне" вновь приведет Шмелева к вере, к Богу.
Так, в 1925 г. он пишет П. Б. Струве: "В записях и в
памяти есть много кусков, - они как-нибудь свяжутся книгой (в параллель
"Солнцу мертвых"). Может, эта книга будет - "Солнцем живых" - это для
меня, конечно. В прошлом у всех нас, в России, было много живого и
подлинно светлого, что, быть может, навсегда утрачено. Но оно было".
Шмелев движим именно этим желанием - удержать, вызвать из
небытия, воскресить в слове ту, навсегда исчезнувшую, но живую - в
памяти и сердце - Россию, страну своего детства и юности, ее светлый
лик.
Уже в первом очерке чудесная, волшебная, далекая Россия
противопоставляется чужой и холодной стране: "Снежок ты знаешь? Здесь он
- редко, выпадет - и стаял. А у нас повалит - свету, бывало, не видать,
дня на три! Все завалит. <...> Перед Рождеством на Конной площади
в Москве - там лошадями торговали - стон стоит. А площадь эта... - как
бы тебе сказать?.. - да попросторней будет, чем <...> знаешь,
Эйфелева-то башня где? И вся - в санях. Тысячи саней, рядами <...>
Прямо из саней торговля. И без весов, поштучно больше. Широка Россия -
без весов, на глаз... <...> Перед Рождеством, дня за три, на
рынках, на площадях лес елок. А какие елки! Этого добра в России сколько
хочешь. Не так, как здесь, - тычинки. У нашей елки... как отогреется,
расправит лапы, - чаща. На Театральной площади, бывало, - лес. Стоят, в
снегу. А снег повалит - потерял дорогу! <...> До ночи прогуляешь в
елках. А мороз крепчает. Небо - в дыму - лиловое, в огне. <…>
Морозная Россия, а... тепло!..". Россия, о которой повествуется в
романе, рождается непосредственно на наших глазах, осиянная и
преображенная словом Шмелева, источником которого была горячая любовь ко
всему русскому, национальному, и Православная вера, выношенная в
глубине сердца, прошедшая горнило самых тяжких испытаний.
Позже он напишет: "Богомолье" меня лечило. Я низал и низал
тропки-строки, я сказку былого себе сказывал, мурлыкал - вымурлыкал
себе". Из дали лет прошлое видится ему как бы сквозь магический
кристалл, который очищает и преображает быль, превращая ее почти в
сказку - сказку былого.
В кругах русской эмиграции Шмелев был одним из наиболее
любимых писателей. Так, в письме к Шмелеву холодная Зинаида Николаевна
Гиппиус - "демонесса" поэзии русского серебряного века - необычайно
тепло отозвалась о "Лете Господнем": "Непередаваемым благоуханием России
исполнена эта книга. Ее могла создать только такая душа, как Ваша. Мало
знать, помнить, понимать - со всем этим надо еще любить... Не могу Вам
рассказать, какие живые чувства пробудила она в сердце... это не только
"литература", а больше..."
Несколько отрицательно отозвался о романе поэт и критик
русского зарубежья Г. А. Адамович: "Была ли старина именно такой? Не
обольщаемся ли мы насчет ее подлинного благолепия? Не поддаемся ли
иллюзии? Шмелев отказывается поднимать об этом вопрос. Была или не была -
все равно должна была быть! Проверять теперь поздно - надо принять
идеал традиционный как идеал живой. Если впереди тьма, будем хранить
свет прошлый, единственный, который у нас есть, и передадим его детям
нашим".
Нередко этот же вопрос возникает и сейчас в отношении
автобиографических книг Шмелева: "Была ли старина именно такой?" Хотя
ответ понятен: "Была или не была - все равно: должна была быть!" Россия
Шмелева и была, и не существовала никогда, как, например, Россия Гоголя,
Блока, Есенина, Бунина. Все тот же Адамович невольно дает универсальную
формулу творчества: "Все искусство и все дарование художника направлено
к тому, чтобы создать мираж и, вызвав из небытия исчезнувший мир,
какой-то заклинательной волей водворить его на месте мира настоящего".
Истинный художник, наделенный талантом свыше, преображает
действительность, создавая из безумия хаоса новую, отличную от всего,
Вселенную, которую потом назовут либо "Россией Есенина", либо "Москвой
Шмелева".
