Частна вдова, Офимья Александровна,
От свово мужа роднаго, Микиты Алексеича,
Оставалось от него что чадо милое,
Чадо милое - единое,
Что Добрынюшка Микитович!
Как задумал он поехать во чисто поле,
Во чисто поле, на большу дороженьку.
Как уговариват его честна вдова,
Честна вдова, Офимья Александровна,
Как свое дитя ли, чадо милое,
Чадо милое - единое,
Что Добрынюшку Микитича:
- Не покидай меня, честну вдову,
Что Офимью Александровну;
Не оставляй свою жену младу,
Что Настасью Тимофеевну,
И своих ты малых детушек,
Малых детушек - лебедушек!
И спроговорит Добрынюшка Микитович:
- Ай же ты, родитель моя матушка,
Честна вдова, Офимья Александровна,
На что же ты меня, матушка, безчастна, спородила,
Не учасью - таланом меня ты наделила?
Ты бы, матушка, меня-то спородивши,
Ты бы учасью - таланом да не обделила!
И как же мне, честна вдова, Офимья Александровна,
Как же мне не заступиться за родных своих,
За родных собратиев - сердцу близкиих?..
За своих собратиев, за весь белый свет?..
Вот, родитель матушка, глупый мой ответ.
Как наехали поганы люди, супостатные,
Они режут, бьют моих собратиев...
Не сидится здесь мне без работушки,
Им помочь идти - одна заботушка,
Заботушка моей ли буйной вот головушки!
Надевает тут Добрынюшка Микитович
Как свое-то платье самоцветное,
Свои латы он железныи,
Свои поручи, то медныи,
Чтобы пулей-то его не пробивало,
Чтобы сердце молодецко не дрожало.
Не трава-ковыль качается,
Богатырь перед родитель матушкой склоняется.
На булатный нож свой опирается:
- Уж ты бласлови, родима моя матушка,
Что свое дитя ли милое,
Дитя милое - единое!
Ты на гибель ли да бласлови всех супостатовьев,
На защиту - что собратовьев!..
Тут с колен он поднимается,
На переное крылечко опирается.
Вот выводят что коня-то добраго,
Его Бурушку косматова;
Он к коню ли приближается,
На четыре стороны он поклоняется:
- Ай же ты, мой добрый конь,
Ретивой ли Бурушка, косматый мой,
Ты служи мне верой-правдою,
А в свободно времечко - утехою!
На коня кладет он потнички-то мягкие,
А на поднички кладет седелечко черкальское;
Он подтягиват двенадцать крепких подпругов,
А подпруги-то те были все шелковыи,
Что не ради-то красы, а ради крепости,
Чтоб могли могучаго богатыря снести.
Тут в свой дом он ворочается,
Господу чтоб богу помолитися,
На четыре стороны родным всем поклонитися,
А особину поклон - честной вдове,
Что родитель своей матушке.
И спроговорит ли молода жена, Настасья Тимофеевна:
- А когда ж тебя домой-то ждать, надежа наш,
Что надежа ли, Добрыня сын Микитович?
И спроговорит Добрыня сын Микитович:
- Как не милая б была семья мне, не любимая,
Так казнил бы буйну твою я голову
За твои за речи не умильныя!
Проживи-тко, молода жена, Настасья Тимофеевна,
Проживи-тко без Добрынюшки Микитича ты шесть годов.
Если через шесть годов домой не буду я,
Хошь - вдовой живи, а хошь - замуж пойди,
Хошь - за боярина, не хошь - то за крестьянина,
Хошь - за купца пойди ты за богатаго,
За домовитаго и тароватаго,
А не ходи ты лишь за братца моего крестоваго,
За смелаго Алешу за Поповича...
Как прошло тому времечки ровно шесть годов,
Как тут стал нахаживать князь стольный киевский,
Как он стал тут подговаривать
Молоду жену, Настасью Тимофеевну,
За смелаго Алешу за Поповича.
И спроговорит что молода жена, Настасья Тимофеевна:
- Я исполнила-то его заповедь уж ровно шесть годов,
Я еще ее исполню шесть годов, шесть долгиих веков!
День за день идет - и как трава ростет,
Неделя за неделю - как вода течет:
Как прошло тому ли времечку двенадцать лет
Со Добрыни-то Микитича да со большой войны,
Со большой войны, да со чиста поля.
Стал опять тут стольный князь нахаживать,
Молоду жену так подговаривать,
Женский разум так обманывать:
- Нету в живности Добрынюшки Микитича,
Во чистом поли он с неприятелем съезжалися,
Крепку грудь о грудь оны бивалися;
Сорубил враг буйную головушку,
Поташшил Добрыню в плон Микитича;
Его Бурушка себе тогда он взял
Не видать ти боле-то Добрыни, жене верноей,
Не слыхать его и речи молодецкоей!
Пораздумалась Настасья Тимофеевна:
- Нет ни весточки, ведь нет ни грамотки,
Ничего-то нет мне от Добрынюшки Микитича...
Понаумилась день за день молода жена,
Молода жена Настасья Тимофеевна,
И решила за Алешу за Поповича
Идти замуж, что за смелаго за братьица.
Слезно плакала честна вдова Офимья Александровна:
Унимала что невестушку свою любимую,
Молоду жену Настасью Тимофеевну:
- Не ходи-тко ты за смелаго Алешу за Поповича,
Уж пождем еще два годика
Мы Добрынюшку Микитича
Ты свово мужа, я сыночека,
Что сыночека любимаго,
Моего дитя единаго.
Не послушалась Настасья Тимофеевна
Что честной вдовы Офимьи Александровны.
Они сделали почестей славный пир,
Как пошла она за смелаго Алешу за Поповича.
Как шел пир да найвеликоий,
Был сам князь да стольный киевский,
Все князья тут были и бояре все,
Все купцы - что найбогатыи
Как на том честном да на пиру.
А в то время приехал посол
Ко честной вдове Офимье Александровне.
Приезжает-то детина незнакомый,
Он челом бьет - низко кланяется:
- Ты-ко здравствуй-то, честна вдова,
Что честна вдова Офимья Александровна;
Ат-ко, где-ко у тебя любимая семья,
Любимая семья, молода невестушка,
Что невестушка, Настасья Тимофеевна?
И спроговорит честна вдова Офимья Александровна:
- Ай же ты, детинушка - холопышко,
Коли было б у тебя-то красно солнышко,
Не смеялся б ты над домом над моим вдовиныим,
Над моим житьем-бытьем сиротскиим!
Закатилось мое красное ли солнышко,
Закатается теперь и ясный месюшко,
Что невестушка моя любимая,
То Добрынюшки жена родимая...
Как замуж пошла Настасья Тимофеевна
За свово за братца крестнаго,
Что за смелаго Алешку за Поповича!
И спроговорит детинушка - холопышко:
А коль в живности Добрынюшка Микитиович?!
И просил он свое платье скоморошино
И гуселышка свои яровчаты...
Он поедет на почестей пир,
Что ко смелому Алеше ко Поповичу.
Подает ему Офимья Александровна
Со испугу цветно платье скоморошино,
Подает, сама-то оглядается
И холопышкиной смелости дивляется.
Тут оделся-то Добрынюшка Микитович
И поехал на честной на пир
Что ко смелому Алеше ко Поповичу.
Он приходит во высок терем:
Поразставлены столы дубовые,
Поразсажены честны что гостюшки,
Все места вокруг стола призабраны.
Поразставлены все яства-то сахарныя,
А и пивства все боярския медвяныя.
Тут гостям челом Добрыня бьет,
Бьет челом он, кланятся;
Особину поклон он стольнику,
Стольному-то князю киевскому.
И спроговорит Добрынюшка Микитович:
- Тут уж нет ли мне-ко места-местечка,
За столом мне места за дубовыим?
Отвечат тут князь да стольный киевский:
- У нас местечки-то, вишь, все заняты,
Все места гостями принасажены;
Тебе местечко на печеньке да на муравленной!
И спроговорит Добрынюшка Микитович:
- Тако ль молвишь, стольный князе киевской?!
Мне-ко местечко зде да повыше всех,
Мне-ко место-местечко получше всех!
И все гости на пиру да наедалися,
Допьяна оны все напивалися.
И все тут да порасхвастались:
Иной хвастает житьем-бытьем,
Иной хвастает златой казной;
Умный хвастает отцом да матушкой,
А безумный - молодой женой!
Стал как втупоры Добрынюшка Микитович
По гуселышкам подрачивать,
По струнам-то пальчики поваживать:
Все-то гости звеселилися.
И спроговорит князь стольный киевский:
- Вот тебе три местечка любимыя:
Перво местечко - что подле-то меня,
Друго местечко - что супротив меня,
Третье место-местечко - где хошь садись!
И сел Добрынюшка Микитович
Что супротив Настасьи Тимофеевны.
И спроговорит что стольнику он киевскому:
- Налей-ко ты мне чару зелена вина!
А в эту ли он чару зелена вина
Спустил свой золотой обручный перстень,
Которым со Настасьей Тимофевной обручалися.
Ту подносит чару он Настасье Тимофевне:
- Ты бери-ко чару ту единой-то рукой,
Уж ты пей вино единым духом:
Выпьешь до дна - увидаешь доста!
А не выпьешь до дна - не увидишь добра.
И взяла она чару единой рукой,
Выпивала вино что единым-то духом
И увидала на дне золотой перстенек,
Которым обручались оны с Добрынюшкой.
И стал Добрыня Микитич выспрашивать:
- Кто ж из вас Настасью Тимофевну подговаривал
За смелаго Алешу за Поповича?
И все гости тут да изумлялися,
Друг на друга оглядалися:
Тут больший-то туляется за средняго,
А средний-то туляется за младшаго,
А у младшаго-то и ответа нет!
Тут вставала молода жена Настасья Тимофеевна,
Что вставала-то она на резвы ноженьки,
Чрез дубовой стол она перескочила
И поклонилася Добрынюшке Микитичу,
И во всем она ему да тут спокаялась.
Все-то гости с пира разбежалися,
А стольный сам князь киевский
Во Микитичу во вотчину ушел.
Все-то рады, кого бог унес!
И взял Добрыня тут Микитович,
Взял Алешу за желты кудри,
Повытащил его из-за дубова стола,
Да и метнул его он о дубовый пол.
Таскал он, что хотел, сам приговаривал:
- Всякий-то чорт, то правда, женится,
Да не всякому-то женитьба удавается,
Как удавалася Алешеньке Поповичу,
Мому смелому что братцу ли крестовому...
Как не дивую я разуму женскому,
Дивую я псу милитеньскому!..
