"Перед вами громада - русский язык!.."
Николай Васильевич Гоголь искренне восхищался красотой и богатством
русского языка, писал об огромном чувстве ответственности в работе над
словом и призывал к серьёзному и бережному обращению с ним. Высказывания
писателя о русском языке и художественном слове звучат как напутствие
будущим поколениям:
«Сердцеведением и мудрым познанием жизни отзовётся слово британца;
легким щёголем блеснёт и разлетится недолговечное слово француза;
затейливо придумает своё, не всякому доступное умно-худощавое слово
немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так
вырывалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и живо трепетало, как
метко сказанное русское слово»
«Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; всё
зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название драгоценнее
самой вещи»
«Перед вами громада – русский язык! Наслаждение глубокое зовёт вас,
наслаждение погрузиться во всю неизмеримость его и изловить чудные
законы его… Перечитайте все грамматики, какие у нас вышли, перечитайте
для того, чтобы увидеть, какие страшные необработанные поля и
пространства вокруг вас…»
«Он (русский язык) беспределен и может, живой, как жизнь, обогащаться ежеминутно».
«Надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племён»
«Посреди чужеземной жизни нашего общества, так мало свойственной духу
земли и народа, извращается прямое, истинное значенье коренных русских
слов: одним приписывается другой смысл, другие позабываются вовсе…»
«Обращаться со словом нужно честно»
«Поэт на поприще слова должен быть так же безукоризнен, как и всякий
другой на своем поприще… Потомству нет дела до того, кто был виной, что
писатель сказал глупость или нелепость, или же выразился вообще
необдуманно и незрело… Беда, если о предметах святых и возвышенных
станет раздаваться гнилое слово…»
«При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте.
Его эпитет так отчётист и смел, что иногда один заменяет целое
описание, кисть его летает. Поэзия была для него святыня, – точно
какой-то храм. Не входил он туда неопрятный и неприбранный…»
«Ни один из поэтов не умел сделать свою мысль такой ощутительной и
выражаться так доступно всем, как Крылов. Поэт и мудрец слились в нём
воедино…»
«Не знаю, в какой другой литературе показали стихотворцы такое
бесконечное разнообразие оттенков звука, чему отчасти, разумеется,
способствовал сам поэтический язык наш… этот сияющий, праздничный стих
Языкова, влетающий, как луч, в душу; этот облитый ароматами полудня стих
Батюшкова…; этот тяжёлый, как бы влачащийся по земле стих Вяземского,
проникнутый подчас едкою, щемящей русской грустью – все они, точно
разнозвонные колокола…»
«В продолжение многих лет занимаясь русским языком, поражаясь более и
более меткостью и разумом слов его, я убеждался более и более в
существенной необходимости такого объяснительного словаря, который бы
выставил, так сказать, лицом русское слово в его прямом значении,
осветил бы ощутительней его достоинство, так часто не замечаемое, и
обнаружил бы отчасти самоё происхождение…»
«Не потому, чтобы я чувствовал в себе большие способности к
языкознательному делу;… нет! другая побудительная причина заставила меня
заняться объяснительным словарем: ничего более, как любовь, просто одна
любовь к русскому слову, которая жила во мне от младенчества и
заставила меня останавливаться над внутренним его существом и
выражением…»
