Один из ближайших друзей Грибоедова, С. Н. Бегичев,
писал: "...известно мне, что план этой комедии был сделан у него еще в
Петербурге 1816 г., и даже написаны были несколько сцен; но не знаю, в
Персии или в Грузии, Грибоедов во многом изменил его и уничтожил
некоторые действующие лица, а между прочим жену Фамусова,
сентиментальную модницу и аристократку московскую (тогда еще поддельная
чувствительность была несколько в ходу у московских дам), и вместе с
этим выкинуты и написанные уже сцены". Близкий друг Грибоедова Булгарин
вспоминал: "Будучи в Персии в 1821 г., Грибоедов мечтал о Петербурге, о
Москве, о своих друзьях, родных, знакомых, о театре, который он любил
страстно, и об артистах. Он лег спать в киоске, в саду, и видел сон,
представивший ему любезное отечество, со всем, что осталось в ней милого
для сердца. Ему снилось, что он в кругу друзей рассказывает о плане
комедии, будто им написанной, и даже читает некоторые места из оной.
Пробудившись, Грибоедов берет карандаш, бежит в сад и в ту же ночь
начертывает план "Горя от ума" и сочиняет несколько сцен первого акта".
Письмо Грибоедова, написанное им 17 ноября 1820 г. в Тавризе,
подтверждает рассказ Булгарина: "Вхожу в дом, в нем праздничный вечер; я
в этом доме не бывал прежде. Хозяин и хозяйка, Поль с женою, меня
принимают в двери. Пробегаю первый зал и еще несколько других. Везде
освещение; то тесно между людьми, то просторно. Попадаются многие лица,
одно как будто моего дяди, другие тоже знакомые; дохожу до последней
комнаты, толпа народу, кто за ужином, кто за разговором; вы там же
сидели в углу, наклонившись к кому-то, шептали, и ваша возле вас.
Необыкновенно приятное чувство и не новое, а по воспоминанию мелькнуло
во мне, я повернулся и еще куда-то пошел, где-то был, воротился; вы из
той же комнаты выходите ко мне навстречу. Первое ваше слово: вы ли это
А. С.? как переменились! Узнать нельзя. Пойдемте со мною; увлекли далеко
от посторонних в уединенную, длинную, боковую комнату, к широкому
окошку, головой приклонились к моей щеке, щека у меня разгорелась, и
подивитесь! вам труда стоило, нагибались, чтобы коснуться моего лица, а
я, кажется, всегда был выше вас гораздо. Но во сне величины искажаются, а
все это сон, не забудьте.
Тут вы долго ко мне приставали с вопросами, написал ли я
что-нибудь для вас? - Вынудили у меня признание, что я давно отшатнулся,
отложился от всякого письма, охоты нет, ума нет - вы досадовали. -
Дайте мне обещание, что напишете. - Что же вам угодно? - Сами знаете. -
Когда же должно быть готово? - Через год непременно. - Обязываюсь. -
Через год, клятву дайте... И я дал ее с трепетом. В эту минуту
малорослый человек, в близком от нас расстоянии, но которого я, давно
слепой, не довидел, внятно произнес эти слова: лень губит всякий
талант... А вы, обернясь к человеку: посмотрите, кто здесь?.. Он поднял
голову, ахнул, с визгом бросился ко мне на шею... дружески меня душит...
Катенин!.. Я пробудился.
Так описываются варианты начала написания комедии "Горе от ума".
В конце 1821 г. Грибоедов приезжает в Тифлис на службу "по
дипломатической части" при генерале А. П. Ермолове, где и складывается у
него план комедии и написаны первые два акта.
В начале 1823 г. Грибоедов получает длительный отпуск и
приезжает в Москву. С. Н. Бегичев рассказывает: "Из комедии его "Горе от
ума" написаны были только два действия. Он прочел мне их, на первый акт
я сделал ему некоторые замечания, он спорил, и даже показалось мне, что
принял их нехорошо. На другой день приехал я к нему рано и застал его
только что вставшим с постели: он неодетый сидел против растопленной
печи и бросал в нее свой первый акт по листу. Я закричал: "Послушай, что
ты делаешь?!!" – "Я обдумал, – отвечал он, - ты вчера говорил мне
правду, но не беспокойся: все уже готово в моей голове". И через неделю
первый акт уже был написан".
"Хотелось опять позабыться тем же приятным сном. Не мог. Встав,
вышел освежиться. Чудное небо! Нигде звезды не светят так ярко, как в
этой скучной Персии! Муэдзин с высоты минара звонким голосом возвещал
ранний час молитвы (ч. пополуночи), ему вторили со всех мечетей, наконец
ветер подул сильнее, ночная стужа развеяла мое беспамятство, затеплил
свечку в моей храмине, сажусь писать, и живо помню мое обещание; во сне
дано, наяву исполнится".
В конце июля 1823 г. Грибоедов уехал в имение Бегичева, где
закончил работу над двумя последними актами "Горя от ума" и дал пьесе
окончательное название вместо первоначального "Горе уму".
В июне 1824 г. Грибоедов, уезжая в Петербург, оставляет
рукопись комедии Бегичеву, но берет с собой копию. Из Петербурга он
пишет Бегичеву: "Кстати, прошу тебя моего манускрипта никому не читать и
предать его огню, коли решишься: он так несовершенен, так нечист;
представь себе, что с лишком восемьдесят стихов, или лучше сказать, рифм
переменил, теперь гладко, как стекло. Кроме того, на дороге мне пришло в
голову приделать новую развязку; я ее вставил между сценою Чацкого,
когда он увидел свою негодяйку со свечою над лестницею, и перед тем, как
ему обличить ее; живая, быстрая вещь, стихи искрами посыпались, в самый
день моего приезда, и в этом виде читал я ее Крылову, Жандру,
Хмельницкому, Шаховскому, Гречу и Булгарину, Колосовой, Каратыгину..." –
но эта рукопись уцелела и хранится в Отделе письменных источников
Государственного исторического музея в Москве.
Один из друзей Грибоедова, А. А. Жандр рассказывает о дальнейшей
судьбе рукописи: "Когда Грибоедов приехал в Петербург и в уме своем
переделал свою комедию, он написал такие ужасные брульоны*, что
разобраться было невозможно. Видя, что гениальнейшее создание чуть не
гибнет, я у него выпросил его полулисты. Он их отдал с совершенною
беспечностью. У меня была под руками целая канцелярия; она списала "Горе
от ума" и обогатилась, потому что требовали множество списков. Главный
список, поправленный рукою самого Грибоедова, находится у меня".
Грибоедов надеялся провести свою комедию в печать и на сцену, но
к середине октября он стал поощрять распространение рукописных копий,
которых было, как считают исследователи, около 40 тысяч, так как эти
надежды не оправдались
Обычный тираж книг в то время был 1200 и 2400 экземпляров –
огромная популярность "Горя от ума" вызвана ее политической и
социально-философской злободневностью: приехав в январе 1825 г. к
ссыльному Пушкину в Михайловское всего на один день, Пущин привез с
собой список "Горя от ума", чтобы прочитать комедию опальному другу.
П. А. Катенин, близкий друг автора, высказал в письме к нему ряд
критических замечаний. Сохранился только ответ Грибоедова, написанный в
январе 1825 году: "Ты находишь главную погрешность в плане: мне
кажется, что он прост и ясен по цели и исполнению; девушка сама не
глупая предпочитает дурака умному человеку (не потому, чтобы ум у нас
грешных был обыкновенен, нет! и в моей комедии 25 глупцов на одного
здравомыслящего человека); и этот человек разумеется в противоречии с
обществом, его окружающим, его никто не понимает, никто простить не
хочет, зачем он немножко повыше прочих, сначала он весел, и это порок:
"Шутить и век шутить, как вас на это станет!" Слегка перебирает
странности прежних знакомых, что же делать, коли нет в них
благороднейшей заметной черты! Его насмешки неязвительны, покуда его не
взбесить, но все-таки: "Не человек! змея!", а после, когда вмешивается
личность, "наших затронули", предается анафеме: "Унизить рад, кольнуть,
завистлив! горд и зол!" Не терпит подлости: "ах! Боже мой, он
карбонари". Кто-то со злости выдумал об нем, что он сумасшедший, никто
не поверил, и все повторяют, голос общего недоброхотства и до него
доходит, притом и нелюбовь к нему той девушки, для которой единственно
он явился в Москву, ему совершенно объясняется, он ей и всем наплевал в
глаза и был таков. Ферзь тоже разочарована насчет своего сахара
медовича. Что же может быть полнее этого? "Сцены связаны произвольно".
Так же, как в натуре всяких событий, мелких и важных: чем внезапнее, тем
более завлекает в любопытство. Пишу для подобных себе, а я, когда по
первой сцене угадываю десятую: раззеваюсь и вон бегу из театра.
"Характеры портретны". Да! и я, коли не имею таланта Мольера, то по
крайней мере чистосердечнее его; портреты и только портреты входят в
состав комедии и трагедии, в них, однако, есть черты, свойственные
многим другим лицам, а иные – всему роду человеческому настолько,
насколько каждый человек похож на своих двуногих собратий. Карикатур
ненавижу, в моей картине ни одной не найдешь. Вот моя поэтика; ты волен
просветить меня, и коли лучше что выдумаешь, я позаймусь от тебя с
благодарностью. Вообще я ни перед кем не таился и сколько раз повторяю
(свидетельствуюсь Жандром, Шаховским, Гречем, Булгариным etc., etc.),
что тебе обязан зрелостию, объемом и даже оригинальностию моего
дарования, если оно есть во мне. Одно прибавлю о характерах Мольера:
Мещанин во дворянстве, Мнимый больной – портреты, и превосходные; Скупец
- антропос собственной фабрики, и несносен.
"Дарования больше, нежели искусства". Самая лестная похвала,
которую ты мог мне сказать, не знаю, стою ли ее? Искусство в том только и
состоит, чтоб подделываться под дарование, а в ком более вытверженного,
приобретенного потом и сидением, искусства угождать теоретикам, то есть
делать глупости, в ком, говорю я, более способности удовлетворять
школьным требованиям, условиям, привычкам, бабушкиным преданиям, нежели
собственной творческой силы, - тот, если художник, разбей свою палитру и
кисть, резец или перо свое брось за окошко; знаю, что всякое ремесло
имеет свои хитрости, но чем их менее, тем спорее дело, и не лучше ли
вовсе без хитростей? nugae difficilis. Я как живу, так и пишу свободно и
свободно".
В альманахе "Русская талия" вышли из печати 15 декабря 1824 г. с
цензурными сокращениями и исправлениями 7-10 явления первого действия и
третье действие.
Даже в таком сокращенном виде пьеса вызвала целую бурю эмоций
среди критиков, немедленно разделившихся на два лагеря, за и против
пьесы.
В 1825 г. была предпринята и первая попытка постановки комедии
на учебной сцене театрального училища в Петербурге. Об этом вспоминал
знаменитый актер П. А. Каратыгин: "Мы с Григорьевым предложили
Александру Сергеевичу разыграть "Горе от ума" на нашем школьном театре, и
он был в восхищении от нашего предложения... мы живо принялись за дело;
в несколько дней расписали роли, в неделю их выучили, и дело пошло на
лад. Сам Грибоедов приезжал к нам на репетиции и очень усердно учил
нас... Надо было видеть, с каким простодушным удовольствием он потирал
себе руки, видя свое "Горе от ума" на нашем ребяческом театре... На одну
из репетиций он привел с собой А. Бестужева и Вильгельма Кюхельбекера -
и те тоже нас похвалили... Наконец, комедия была уже совсем
приготовлена, на следующий день назначен был спектакль... но, увы! все
наши хлопоты и надежды лопнули, как мыльный пузырь! Накануне самого
представления, на самой последней репетиции, является к нам инспектор
Бок и объявляет нам грозный фирман графа Милорадовича (который имел
тогда главное начальство над императорскими театрами и которому кто-то
донес о наших затеях), чтоб мы не смели так либеральничать и что пьесу,
не одобренную цензурой, нельзя позволить играть в театральном училище".
Так окончилась эта попытка.
Перед последним отъездом из Петербурга в 1828 г. Грибоедов на
булгаринском списке "Горя от ума" сделал надпись: "Горе мое поручаю
Булгарину...", в надежде, что тот сможет пробить комедию в печать. Но
первое отдельное издание "Горя от ума" появилось уже после гибели
Грибоедова, в 1833 году, а полное, не искаженное цензурой издание вышло
только в 1862.
