"Житие Феодосия Печерского" - типичное монашеское
житие, рассказ о благочестивом, кротком, трудолюбивом праведнике. В
повести множество бытовых сцен: общения святого с иноками, мирянами,
князьями, грешниками; кроме того, в житиях этого типа обязательным
компонентом являются чудеса, которые творит святой, - а это привносит в
житие элемент сюжетной занимательности, требует от автора немалого
искусства, чтобы чудо было описано эффектно и правдоподобно.
Композиция "Жития" традиционна: пространное вступление, рассказ о
детстве святого. Но уже в этом повествовании о рождении, детских и
отроческих годах Феодосия происходит невольное столкновение традиционных
штампов и жизненной правды. Традиционно упоминание благочестия
родителей Феодосия, многозначительна сцена наречения имени младенцу:
священник нарекает его "Феодосием" (что значит "данный богу"), так как
"сердечными очами" предвидел, что тот "хощеть измлада богу датися".
Традиционно упоминание о том, как мальчик Феодосии "хожаше по вся дьни в
цьркъвь божию" и не играл сосверстниками. Однако образ матери Феодосия
совершенно нетрадиционный, полный несомненной индивидуальности: она была
физически сильной, с грубым мужским голосом; страстно любя сына, она
тем не менее никак не может примириться с тем, что он - отрок из весьма
состоятельной семьи - не помышляет унаследовать ее сел и "рабов", что он
ходит в ветхой одежде, наотрез отказываясь надеть "светлую" и чистую, и
тем наносит поношение семье, что проводит время в молитвах или за
печением просфор. Мать не останавливается ни перед чем, чтобы переломить
экзальтированную благочестивость сына (в этом и парадокс - родители
Феодосия представлены агиографом как благочестивые и богобоязненные
люди!), она жестоко избивает его, сажает на цепь, срывает с тела отрока
вериги. Когда Феодосию удается уйти в Киев в надежде постричься в одном
из тамошних монастырей, мать объявляет большое вознаграждение тому, кто
укажет ей местонахождение сына. Она обнаруживает его, наконец, в пещере,
где он подвизается вместе с Антонием и Никоном (из этого обиталища
отшельников вырастает впоследствии Киево-Печерский монастырь). И тут она
прибегает к хитрости: она требует у Антония показать ей сына, угрожая,
что в противном случае "погубит" себя "перед дверьми печеры". Но, увидев
Феодосия, лицо которого "изменилося от многого его труда и
въздержания", женщина не может больше гневаться: она, обняв сына,
"плакашеся горько", умоляет его вернуться домой и делать там, что
захочет ("по воли своей"). Феодосии непреклонен, и по его настоянию мать
постригается в одном из женских монастырей. Однако мы понимаем, что это
не столько результат убежденности в правильности избранного им пути к
богу, а скорее поступок отчаявшейся женщины, понявшей, что, лишь став
инокиней, она сможет хотя бы изредка видеть сына.
Сложен и характер самого Феодосия. Он обладает всеми
традиционными добродетелями подвижника: кроток, трудолюбив, непреклонен в
умерщвлении плоти, исполнен милосердия, но когда в Киеве происходит
между княжеская распря (Святослав сгоняет с великокняжеского престола
своего брата - Изяслава Ярославича), Феодосии активно включается в
сугубо мирскую политическую борьбу и обличает Святослава.
Но самое замечательное в "Житии" - творимых Феодосием чудес. К
нему, тогда уже игумену Киево-Печерского монастыря, приходит старший над
пекарями и сообщает, что не осталось муки и не из чего испечь братии
хлебы. Феодосии посылает пекаря: "Иди, съглядай в сусеце, еда како мало
муки обрящеши в нем..." Но пекарь помнит, что он подмел сусек и замел в
угол небольшую кучку отрубей - с три или четыре пригоршни, и поэтому
убежденно отвечает Феодосию: "Истину ти вещаю, отьче, яко аз сам пометох
сусек тот, и несть в немь ничьсоже, разве мало отруб в угле единомь".
Но Феодосии, напомнив о всемогуществе бога и приведя аналогичный пример
из Библии, посылает пекаря вновь посмотреть, нет ли муки в сусеке. Тот
отправляется в кладовую, подходит к сусеку и видит, что сусек, прежде
пустой, полон муки.
В этом эпизоде все художественно убедительно: и живость диалога,
и эффект чуда, усиленный именно благодаря умело найденным деталям:
пекарь помнит, что отрубей осталось три или четыре пригоршни, - это
конкретно зримый образ и столь же зримый образ наполненного мукой
сусека: ее так много, что она даже пересыпается через стенку на землю.
Вот эще эпизод: Феодосий задержался по каким-то делам у князя и
должен вернуться в монастырь. Князь приказывает, чтобы Феодосия подвез в
телеге некий отрок. Тот же, увидев монаха в "убогой одежде" (Феодосий, и
будучи игуменом, одевался настолько скромно, что не знавшие его
принимали за монастырского повара), дерзко обращается к нему:
"Чьрноризьче! Се бо ты по вься дьни пороздьнъ еси, аз же трудьн сый [вот
ты все дни бездельничаешь, а я тружусь]. Не могу на кони ехати. Но сице
сътвориве [сделаем так]: да аз ти лягу на возе, ты же могый на кони
ехати". Феодосии соглашается. Но по мере приближения к монастырю все
чаще встречаются люди, знающие Феодосия. Они почтительно кланяются ему, и
отрок понемногу начинает тревожиться: кто же этот всем известный монах,
хотя и в убогой одежде? Он совсем приходит в ужас, когда видит, с каким
почетом встречает Феодосия монастырская братия. Однако игумен не
упрекает возницу и даже велит его накормить и заплатить ему.
Та условность, с которой мы постоянно встречаемся в
произведениях древнерусской литературы, не является следствием неумения
или особого средневекового мышления. Когда речь идет о самом понимании
явлений действительности, то следует говорить лишь о представлениях, как
следует изображать эту действительность в памятниках определенных
литературных жанров.