В своих шумных литературных манифестах футуристы, и в их числе В. Маяковский, призывали сбросить русскую классику «с парохода современности», они заявляли о необходимости отказаться от классического наследия и создавать новое искусство, искусство будущего. Маяковский в ряде теоретических высказываний и стихотворений (например, «Той стороне», «Радоваться рано») призывал «атаковать» Пушкина и прочих «генералов» русской классической литературы. Однако известны его признания, что он читает Пушкина по ночам и потому его ругает, что, может быть, очень сильно любит. Современники вспоминают, что Маяковский ценил и любил Пушкина, знал и читал наизусть чуть ли не всего «Евгения Онегина» (особенно любил строки, которые он приводит в «Юбилейном»: «Я знаю жребий мой измерен, но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я...»). И поэтому такое стихотворение, как «Юбилейное», в его творчестве не случайно. Духовное родство с Пушкиным, пушкинская интонация ощутимы во многих произведениях Маяковского, но особенно отчетливо проявилось это в «Юбилейном».
Используя в общем-то случайное совпадение - после смерти Маяковского книги двух поэтов окажутся на книжных полках почти что рядом («Вы на Пе, а я на эМ...»), - Маяковский создает неожиданный, многоплановый образ, в котором бытовой факт переведен в план философских раздумий о сущности поэтического творчества, о новаторстве и традиции в искусстве. В числе своих литературных предшественников поэт называет в первую очередь Пушкина и Некрасова. Он обращается к Пушкину с признанием:
Может,
я один
действительно жалею, что сегодня
нету вас в живых...
Но Маяковскому дорог именно живой, а не хрестоматийный Пушкин:
Я люблю вас,
но живого,
а не мумию.
Его бунтарство близко Маяковскому:
Вы,
по-моему,
при жизни
- думаю -
тоже бушевали.
Африканец!
Оба поэта прокладывали нехоженые пути в искусстве, их творчество - принципиально новый этап в развитии поэзии. Вслед за Пушкиным Маяковский утверждает искусство, способное «глаголом жечь сердца людей», истинно новое по форме и содержанию, языку («речи точной и нагой»). И только такой подход к творчеству дает поэту право на бессмертие:
У меня,
да и у вас,
в запасе вечность.
Личное и общественное, как всегда у Маяковского, тесно переплетаются в этом стихотворении. И именно с Пушкиным делится он самым сокровенным:
Было всякое:
и под окном стояние,
письма,
тряски нервное желе.
Вот
когда
и горевать не в состоянии -
это,
Александр Сергеич,
много тяжелей...
Маяковский как бы исповедуется великому предшественнику и посвящает его в самые свои заветные желания и помыслы, размышляет с ним о сиюминутном и вечном; ведь часто «большое понимаешь через ерунду».
Порой в стихах звучат шутливые, юмористические интонации, иногда намеренно используются прозаизмы, но все это создает атмосферу непринужденности, раскованности и нисколько не снижает образ Пушкина, а только приближает его к читателю. Чеканная концовка стихотворения подчеркивает живое, человечески теплое восприятие пушкинского наследия:
Ненавижу
всяческую мертвечину! Обожаю
всяческую жизнь!
Предельно искренний, исповедальный характер разговора с Пушкиным показывает истинное отношение Маяковского к русскому гению. Это программное стихотворение - своеобразная декларация любви и уважения к Пушкину и в целом к классическому наследию.
