Немного лет тому назад
Там, где сливался, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагви и Куры,
Был монастырь...
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой — и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь в такой-то год
Вручал России свой народ.
"Однажды русский генерал из гор к Тифлису проезжал...” С ним был пленный
умирающий ребенок лет шести, который отказывался от пищи. Один монах
пожалел ребенка и оставил его в монастыре. Но рос он нелюдимым,
одиноким, ему были чужды детские игры... Он тосковал по родине. Однако
постепенно он как будто привык к плену, выучил чужой язык, был окрещен и
уже собирался принять монашеский обет, когда вдруг исчез.
Три Дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Но юноша увядает, уже приближается его конец. К нему приходит исповедник, просит его поговорить с ним, и Мцыри открывает уста:
Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Все лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Не много пользы вам узнать, —
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог...
Мцыри признается старику, что в душе его всегда была единственная
пламенная страсть — к свободе. "Зачем ты спас меня?” — упрекает он
старика. Ведь жить ему пришлось в плену, он никому не мог сказать
священных слов "отец” и "мать”. И вот Мцыри, как жил в земле чужой,
умрет
рабом и сиротой.
"Меня могила не страшит... — говорит юноша, — но с жизнью жаль
расстаться мне. Я молод, молод... Пускай ты слаб, ты сед... Ты жил,
старик! Тебе есть в мире что забыть! Ты жил, — я также мог бы жить!”
Мцыри рассказывает о прекрасной природе, среди которой он оказался.
Вдали я видел сквозь туман
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней...
Ему вспоминается отцовский дом, в тени рассыпанный аул, домой бегущие
табуны, лай знакомых псов. Он вспоминает смуглых стариков, блеск
кинжалов длинных... А вот и отец, как живой, в своей одежде боевой,
молодые сестры и звук их песен над его колыбелью-Мцыри говорит старику:
Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил — и жизнь моя
'Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Мцыри давно хотелось взглянуть на дальние поля, посмотреть на землю, на
природу, понять, "для воли иль тюрьмы” родится человек. Он проводит ночь
у обрыва, утром спускается вниз, к потоку. И видит, как к потоку
приходит за водой прекрасная грузинка. Он не тревожит ее покоя. У него
одна цель — пройти в родимую страну, ради этого он превозмогает
чувствоголода. Мцыри заблудился в лесу и, зная, что он один, позволил
себе заплакать от отчаяния. Проснулся он на лесной поляне от шума: из
чащи выскочил могучий барс. В схватке с барсом Мцыри побеждает. Это
убеждает его в том, "что быть бы мог в краю отцов не из последних
удальцов”.
Израненный, он вышел из леса и вдруг понял, что края эти ему знакомы, — он вернулся туда, откуда бежал.
И смутно понял я тогда
Что мне на родину следа
Не проложить уж никогда.
Мцыри теряет сознание, бредит, в таком состоянии его находят монахи и приносят обратно в монастырь.
Да, заслужил я жребий мой!
Могучий конь, в степи чужой,
Плохого сбросив седока,
На родину издалека
Найдет прямой и краткий путь...
Что я пред ним?..
На мне печать свою тюрьма
Оставила...
Прощай, отец... дай руку мне:
Ты чувствуешь, моя в огне...
Знай, этот пламень с юных дней,
Таяся, жил в груди моей;
Но ныне пищи нет ему,
И он прожег свою тюрьму
И возвратится вновь к тому,
Кто всем законной чередой
Дает страданье и покой...
Мой дух найдет себе приют...
Увы! — за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял...
Мцыри просит похоронить его в монастырском саду, где растут две акации... "Оттуда виден и Кавказ!”
