Прототипом профессора Преображенского послужил дядя
Булгакова, брат его матери Николай Михайлович Покровский,
врач-гинеколог. Обстановка его квартиры по адресу: Пречистенка, 24 (или
Чистый переулок, 1) в деталях совпадает с описанием квартиры профессора.
Сохранилась колоритная характеристика Н. М. Покровского в воспоминаниях
первой жены писателя Т. Н. Лаппа: "Я как начала читать "Собачье
сердце", сразу догадалась, что это он. Такой же сердитый, напевал всегда
что-то, ноздри раздувались, усы такие же пышные были. Вообще, он
симпатичный был. Он тогда на Михаила очень обиделся за это. Николай
Михайлович долго не женился, но очень любил ухаживать за женщинами
<...> отличался непокладистым, вспыльчивым характером".
Профессора Филиппа Филипповича Преображенского мы видим
глазами Шарика: "Дверь через улицу в ярко освещенном магазине хлопнула, и
из нее показался гражданин. Именно гражданин, а не товарищ, и даже
вернее всего - господин. Ближе - яснее - господин. Вы думаете, я сужу по
пальто? Вздор. Пальто теперь очень многие и из пролетариев носят
<...> А вот по глазам - тут уж и вблизи и издали не спутаешь. О,
глаза - значительная вещь! Вроде барометра. Все видно - у кого великая
сушь в душе, что ни за что ни про что может ткнуть носком сапога в
ребра, а кто сам всякого боится <...>
Господин уверенно пересек в столбе метели улицу и
двинулся в подворотню. Да, да, у этого все видно. Этот тухлой солонины
лопать не станет..."
"Загадочный господин" поражает Шарика всем: "Вот это
личность! <...> Что это за такое лицо, которое может псов с улицы
мимо швейцара вводить в дом жилищного товарищества? Посмотрите, этот
подлец - ни звука, ни движения!" Кажется, ничто не может вывести из
равновесия профессора, только, когда он узнает, что в третью квартиру
поселили "четыре штуки" жил товарищей, "глаза его округлились, и усы
встали дыбом <...>
- Боже мой! Воображаю, что теперь будет в квартире!" - с ужасом восклицает он.
А в квартире, как и в доме, а впрочем, и во всей стране, началась разруха.
Знаменитый монолог Филиппа Филипповича о разрухе: "Это -
мираж, дым, фикция! <...> Что такое эта ваша "разруха"? Старуха с
клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее
вовсе не существует! Что вы подразумеваете под этим словом? <...>
Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у
себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха! Если я, ходя в
уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то
же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной получится
разруха. Следовательно, разруха сидит не в клозетах, а в головах!"
В начале 30-х годов в московской Мастерской
коммунистической драматургии была поставлена одноактная пьеса Валерия
Язвицкого "Кто виноват" ("Разруха"), где главным действующим лицом была
древняя скрюченная старуха в лохмотьях по имени Разруха, мешающая жить
семье пролетария. Советская пропаганда действительно делала из разрухи
какую-то мифическую неуловимую злодейку, стремясь скрыть, что ее
первопричина - политика большевиков, военный коммунизм, то, что люди
отвыкли честно и качественно работать и не имеют стимулов к труду.
Единственным лекарством против разрухи Преображенский (а с ним и
Булгаков) признает обеспечение порядка, когда каждый может заниматься
своим делом: "Городовой! Это, и только это! И совершенно не важно, будет
ли он с бляхой или же в красном кепи. Поставить городового рядом с
каждым человеком и заставить этого городового умерить вокальные порывы
наших граждан <...> Я вам скажу <...> что ничего не
изменится в нашем доме, до тех пор, пока не усмирите этих певцов! Лишь
только они прекратят свои концерты, положение само собой изменится к
лучшему!"
Профессор - труженик, и хотя он живет в семи комнатах,
что кажется жилтоварищам неописуемой роскошью, назначение каждой
рационально, и по мнению писателя, так и должен жить нормальный человек:
спать в спальне, обедать - в столовой, а оперировать - в операционной.
Сознание "новых" людей не сформировано культурой человеческих
потребностей, культурой быта. Главное для них - все поделить, нанести
кирпича, поставить перегородки, убрать ковры и цветы с лестницы, т. е.
изменить мир по-своему, по-пролетарски. Первая встреча с "четырьмя
штуками" жил товарищей закончилась победой Филиппа Филипповича,
профессор торжествует. Работница, пол которой не смог определить
Преображенский, хочет как-то оправдать цель визита и предлагает
профессору "несколько журналов в пользу детей Франции.
- Нет, не возьму, - кротко ответил Филипп Филиппович, покосившись на журналы <...>
- Вы не сочувствуете детям Франции?
- Нет, сочувствую.
- Так почему же?
- Не хочу".
В этом эпизоде очень ярко выражены взгляды Филиппа
Филипповича. Он открыто, без тени страха заявляет: "Да, я не люблю
пролетариата", - что, безусловно, в те времена было весьма опасно, как
шутливо замечает Борменталь, его "следовало бы арестовать".
Жизнь Филиппа Филипповича кажется шикарной даже
Борменталю, тем более Зине и Шарику. Это нормальный быт: "на
разрисованных райскими цветами тарелках с черной широкой каймой лежала
тонкими ломтиками нарезанная семга, маринованные угри. На тяжелой доске -
кусок сыру в слезах, и в серебряной кадушке, обложенной снегом, икра
<...> Посреди комнаты тяжелый, как гробница, стол, накрытый белой
скатертью, а на ней два прибора, салфетки, свернутые в виде папских
тиар, и три темных бутылки.
Зина внесла серебряное крытое блюдо, в котором что-то ворчало <...>
- А водка должна быть в сорок градусов, а не в тридцать -
это во-первых, - наставительно перебил Филипп Филиппович, - а
во-вторых, Бог их знает, чего они туда плеснули. Вы можете сказать, -
что им придет в голову? <...> Заметьте, Иван Арнольдович:
холодными закусками и супом закусывают только не дорезанные большевиками
помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками
горячими". Весь уклад жизни в новом обществе вызывает протест
профессора: "И, Боже вас сохрани, не читайте до обеда советских газет
<...> никаких не читайте". От них, по мнению Преображенского,
происходит понижение рефлексов, скверный аппетит, угнетенное состояние
духа.
Перед читателем умный, добрый, но язвительный человек,
лояльно относящийся к происходящему, но явно не поддерживающий
существующую власть, с ее законами, нормами жизни, "культурой", человек,
способный анализировать происходящее и умеющий приспособиться к
существующим условиям в нужной для него степени. Но как меняется портрет
этого степенного "барина", когда рушится главное - дом: "Пропал
Калабуховский дом! <...> когда эти баритоны кричат: "Бей
разруху!", я смеюсь. (Лицо Филиппа Филипповича перекосило так, что
тяпнутый открыл рот.) Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый
из них должен лупить себя по затылку! И вот когда он вылупит из себя
<...> галлюцинации, а займется чисткой сараев - прямым своим
делом, - разруха исчезнет сама собой. Двум богам служить нельзя!
Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать
судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удастся, доктор, и
тем более людям, которые, вообще отстав в развитии от европейцев лет на
двести, до сих пор не совсем уверенно застегивают свои собственные
штаны! <...> Ястребиные ноздри его раздувались".
Тема дома проходит через все творчество М. А. Булгакова. И
в "Белой гвардии", и в "Мастере и Маргарите" она является лейтмотивом
произведений. В "Собачьем сердце" профессор с болью смотрит на
происходящее, он не равнодушен, он живет в реальном мире, а не в мире
"Аиды", хотя и с удовольствием напевает любимый мотив из этой оперы. И
никакой контрреволюции, по мнению профессора, в его словах нет, "в них
здравый смысл и жизненная опытность...".
Он работает и не любит бездельников (именно таковыми он,
как и сам автор, считает знаменитую четверку). "Успевает всюду тот, кто
никуда не торопится. <...> Конечно, если бы я начал прыгать по
заседаниям и распевать целый день, как соловей, вместо того, чтобы
заниматься прямым своим делом, я бы никуда не поспел. <...>
Я сторонник разделения труда. В Большом пусть поют, а я
буду оперировать. Вот и хороню - и никаких разрух..." Человеческое и
политическое кредо Преображенского, а вместе с ним и Булгакова, ясно: и
героя повести, и автора волнует одно и то же - мир, в котором они живут,
который они хотят сделать лучше, изменив человека. А как можно
воспитать человека? И здесь у профессора есть ответ, только верный ли?
"Лаской-с. Единственным способом, который возможен в
обращении с живым существом. Террором ничего поделать нельзя с животным,
на какой бы ступени развития оно ни стояло. Это я утверждаю, утверждал и
буду утверждать. Они напрасно думают, что террор им поможет. Нет-с,
нет-с, не поможет, какой бы он ни был: белый, красный или даже
коричневый! Террор совершенно парализует нервную систему", - заявляет
профессор, объясняя, возможно, позицию М. Булгакова, который хотел
"встать бесстрастно над красными и белыми". Главное для писателя -
любовь к человеку и вера в него.
Символично и то, что с появлением в доме преобразованного
Шарика, все пошло вверх дном, в доме начала воцаряться "разруха":
нарушен размеренный порядок жизни, человеческих отношений, даже речь
профессора приобретает новые обороты, нервные интонации (где уж тут
ласка, может быть, она применима лишь к животным?): "Убрать эту пакость с
шеи. Вы... ты... вы посмотрите на себя в зеркало - на что вы похожи!
Балаган какой-то! окурки на пол не бросать, в сотый раз прошу. Чтобы я
больше не слышал ни одного ругательного слова в квартире. Не плевать!
<...> С писсуаром обращаться аккуратно. С Зиной всякие разговоры
прекратить! Она жалуется, что вы в темноте ее подкарауливаете. Смотрите!
Кто ответил пациенту "Пес его знает"? Что вы, в самом деле, в кабаке,
что ли?"
И доктор Борменталь и Филипп Филиппович в конце концов
понимают свою ошибку - сделать из нечеловека человека невозможно.
Процесс деградации Шарикова под воздействием Швондера становится
необратимым, воспитание не помогает, природа и среда, в которой вырос и
развивался индивид, - берут свое, он не подлежит исправлению. И только
тогда, когда обратное преображение произошло, жизнь вернулась в свою
колею:
"Дверь из кабинета пропустила Филиппа Филипповича. Он
вышел в известном всем лазоревом халате, и тут же все могли убедиться
сразу, что Филипп Филиппович очень поправился за последнюю неделю.
Прежний, властный и энергичный Филипп Филиппович, полный достоинства,
предстал перед ночными гостями и извинился, что он в халате". Вернулся
прежний Филипп Филиппович, опровергший миф о "новом человеке", о
возможности его формирования как с помощью ласки, так и с помощью
террора.
