Из раздела "Я ИХ МОГ ПОЗАБЫТЬ"



3



Так начинают. Года в два

От мамки рвутся в тьму мелодий,

Щебечут, свищут, - а слова

Являются о третьем годе.



Так начинают понимать.

И в шуме пущенной турбины

Мерещится, что мать - не мать.

Что ты - не ты, что дом - чужбина.



Что делать страшной красоте

Присевшей на скамью сирени,

Когда и впрямь не красть детей?

Так возникают подозренья.



Так зреют страхи. Как он даст

Звезде превысить досяганье,

Когда он - Фауст, когда - фантаст?

Так начинаются цыгане.



Так открываются, паря

Поверх плетней, где быть домам бы,

Внезапные, как вздох, моря.

Так будут начинаться ямбы.



Так ночи летние, ничком

Упав в овсы с мольбой: исполнься,

Грозят заре твоим зрачком,

Так затевают ссоры с солнцем.



Так начинают жить стихом.



1921



Из раздела "НЕСКУЧНЫЙ САД"



8. Из цикла "Весна

(Пять стихотворений)"



Весна, я с улицы, где тополь удивлен,

Где даль пугается, где дом упасть боится,

Где воздух синь, как узелок с бельем

У выписавшегося из больницы.



Где вечер пуст, как прерванный рассказ,

Оставленный звездой без продолженья

К недоуменью тысяч шумных глаз,

Бездонных и лишенных выраженья.



1918



10. Поэзия



Поэзия, я буду клясться

Тобой, и кончу, прохрипев:

Ты не осанка сладкогласца,

Ты - лето с местом в третьем классе,

Ты - пригород, а не припев.



Ты - душная, как май, Ямская,

Шевардина ночной редут,

Где тучи стоны испускают

И врозь по роспуске идут.



И в рельсовом витье двояся, -

Предместье, а не перепев -

Ползут с вокзалов восвояси

Не с песней, а оторопев.



Отростки ливня грязнут в гроздьях

И долго, долго, до зари

Кропают с кровель свой акростих,

Пуская в рифму пузыри.



Поэзия, когда под краном

Пустой, как цинк ведра, трюизм,

То и тогда струя сохранна,

Тетрадь подставлена, - струись!



1922



Из раздела "СМЕШАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ"



Борису Пильняку



Иль я не знаю, что, в потемки тычась,

Вовек не вышла б к свету темнота,

И я - урод, и счастье сотен тысяч

Не ближе мне пустого счастья ста?



И разве я не мерюсь пятилеткой,

Не падаю, не подымаюсь с ней?

Но как мне быть с моей грудною клеткой

И с тем, что всякой косности косней?



Напрасно в дни великого совета,

Где высшей страсти отданы места,

Оставлена вакансия поэта:

Она опасна, если не пуста.







Сборник "Второе рождение"



Из цикла "Волны"



* * *



Мне хочется домой, в огромность

Квартиры, наводящей грусть.

Войду, сниму пальто, опомнюсь,

Огнями улиц озарюсь.



Перегородок тонкоребрость

Пройду насквозь, пройду, как свет.

Пройду, как образ входит в образ

И как предмет сечет предмет.



Пускай пожизненность задачи,

Врастающей в заветы дней,

Зовется жизнию сидячей, -

И по такой, грущу по ней.



Опять знакомостью напева

Пахнут деревья и дома.

Опять направо и налево

Пойдет хозяйничать зима.



Опять к обеду на прогулке

Наступит темень, просто страсть.

Опять научит переулки

Охулки на руки не класть.



Опять повалят с неба взятки,

Опять укроет к утру вихрь

Осин подследственных десятки

Сукном сугробов снеговых.



Опять опавшей сердца мышцей

Услышу и вложу в слова,

Как ты ползешь и как дымишься,

Встаешь и строишься, Москва.



И я приму тебя, как упряжь,

Тех ради будущих безумств,

Что ты, как стих, меня зазубришь,

Как быль, запомнишь наизусть.



* * *



Здесь будет все; пережитое

В предвиденьи и наяву,

И те, которых я не стою,

И то, за что средь них слыву.



И в шуме этих категорий

Займут по первенству куплет

Леса аджарского предгорья

У взморья белых Кобулет.



Еще ты здесь, и мне сказали,

Где ты сейчас и будешь в пять,

Я б мог застать тебя в курзале,

Чем даром языком трепать.



Ты б слушала и молодела,

Большая, смелая, своя,

О человеке у предела

От переростка-муравья.



Есть в опыте больших поэтов

Черты естественности той,

Что невозможно, их изведав,

Не кончить полной немотой.



В родстве со всем, что есть, уверясь

И знаясь с будущим в быту,

Нельзя не впасть к концу, как в ересь,

В неслыханную простоту.



Но мы пощажены не будем,

Когда ее не утаим.

Она всего нужнее людям,

Но сложное понятней им.



1931



* * *



Любить иных - тяжелый крест,

А ты прекрасна без извилин,

И прелести твоей секрет

Разгадке жизни равносилен.



Весною слышен шорох снов

И шелест новостей и истин.

Ты из семьи таких основ.

Твой смысл, как воздух, бескорыстен.



Легко проснуться и прозреть,

Словесный сор из сердца вытрясть

И жить, не засоряясь впредь.

Все это - не большая хитрость.



* * *



Красавица моя, вся стать,

Вся суть твоя мне по сердцу,

Вся рвется музыкою стать,

И вся на рифмы просится.



А в рифмах умирает рок,

И правдой входит в наш мирок

Миров разноголосица.



И рифма не вторенье строк,

А гардеробный номерок,

Талон на место у колонн

В загробный гул корней и лон.



И в рифмах дышит та любовь,

Что тут с трудом выносится,

Перед которой хмурят бровь

И морщат переносицу.



И рифма не вторенье строк,

Но вход и пропуск за порог,

Чтоб сдать, как плащ за бляшкою,

Болезни тягость тяжкую,

Боязнь огласки и греха

За громкой бляшкою стиха.



Красавица моя, вся суть,

Вся стать твоя, красавица,

Спирает грудь и тянет в путь,

И тянет петь и - нравится.



Тебе молился Поликлет.

Твои законы изданы.

Твои законы в далях лет.

Ты мне знакома издавна.



1931



* * *



Никого не будет в доме,

Кроме сумерек. Один

Зимний день в сквозном проеме

Незадернутых гардин.



Только белых мокрых комьев

Быстрый промельк маховой.

Только крыши, снег и, кроме

Крыш и снега, - никого.



И опять зачертит иней,

И опять завертит мной

Прошлогоднее унынье

И дела зимы иной,



И опять кольнут доныне

Неотпущенной виной,

И окно по крестовине

Сдавит голод дровяной.



Но нежданно по портьере

Пробежит вторженья дрожь.

Тишину шагами меря,

Ты, как будущность, войдешь.



Ты появишься у двери

В чем-то белом, без причуд,

В чем-то впрямь из тех материй,

Из которых хлопья шьют.



1931



* * *



О, знал бы я, что так бывает,

Когда пускался на дебют,

Что строчки с кровью - убивают,

Нахлынут горлом и убьют!



От шуток с этой подоплекой

Я б отказался наотрез.

Начало было так далеко,

Так робок первый интерес.



Но старость - это Рим, который

Взамен турусов и колес

Не читки требует с актера,

А полной гибели всерьез.



Когда строку диктует чувство,

Оно на сцену шлет раба,

И тут кончается искусство,

И дышат почва и судьба.



* * *



Столетье с лишним - не вчера,

А сила прежняя в соблазне

В надежде славы и добра

Глядеть на вещи без боязни.



Хотеть, в отличье от хлыща

В его существованьи кратком,

Труда со всеми сообща

И заодно с правопорядком.



И тот же тотчас же тупик

При встрече с умственною ленью,

И те же выписки из книг,

И тех же эр сопоставленье.



Но лишь сейчас сказать пора,

Величьем дня сравненье разня:

Начало славных дней Петра

Мрачили мятежи и казни.



Итак, вперед, не трепеща

И утешаясь параллелью,

Пока ты жив, и не моща,

И о тебе не пожалели.



1931