Купеческая дочь на выданье, Олимпиада Самсоновна (Липочка) Большова,
сидит одна у окна с книжкой и, рассуждая, «какое приятное занятие эти
танцы», начинает вальсировать: она уже полтора года не танцевала и
боится, если что, «оконфузиться».
Танцует плохо. Входит мать, Аграфена Кондратьевна: «Ни свет ни заря, не
поемши хлеба Божьего, да и за пляску тотчас! Мать и дочь скандалят,
видимо, привычно: «Все подруги с мужьями давно, а я словно сирота какая!
[…] Слышите, найдите мне жениха, беспременно найдите! […] Я уж и так,
как муха какая, кашляю! (Плачет.)«
Приходит сваха Устинья Наумовна. Липочка хочет жениха «из
благородных», отец — богатого, мать — купца, «да чтоб лоб крестил
по-старинному», Приходит Сысой Псоич Рисположенский, стряпчий, выгнанный
из суда за пьянство. Над ним трунят. Но пришедшему хозяину, Большову,
стряпчий нужен всерьез: он подумывает, не объявиться ли несостоятельным
должником (первое название комедии было «Банкрот»). Женщины уходят, и
хозяин со стряпчим углубляются в эту тему. Стряпчий советует переписать
все имущество на приказчика Лазаря Елизарыча Подхалюзина. Входит и он,
рассказывая, как учит продавцов в лавке надувать покупателей
«поестественнее».
Большов читает газету. В Москве — цепь банкротств, в основном, судя
по всему — «злостных», намеренных; и каждое, каждый отказ от уплаты
долгов естественно влечет следующие. «Да что они, сговорились, что ли!..
Тут их не пересчитаешь…» И купец решается. Главный вопрос: можно ли
доверять тому, на кого перепишешь свое добро, чтоб укрыть от описи за
долги?
Подхалюзин шлет мальчишку Тишку за рябиновкой для Рисположенского, к
которому у него дело, и предается мыслям вслух. «Я человек бедный! Если и
попользуюсь в этом деле чем-нибудь лишним, так и греха нет никакого,
потому он сам <,..> против закона идет!» Лазарь влюблен в Липочку и
строит уже новые планы, включающие женитьбу на ней: «Да от эдакого
удовольствия с Ивана Великого спрыгнуть можно».
И, угощая стряпчего, спрашивает, сколько ему обещал Большов за «всю эту механику», и сам обещает не тысячу, а две.
Приходит сваха, он и ей обещает столько же да соболью шубу в придачу —
«из живых сошьем», — если она отвадит уже намеченного «благородного»
жениха: пусть скажет ему, что Большов разорен. Приезжает домой сам
Большов, в доме паника по ошибке: показалось, что он «хмельной». Лазарь
заводит с ним разговор о женитьбе — не прямо заводит, но, услыхав в
третий раз о том, что Липочка «барышня, каких в свете нет», Большов
берет быка за рога. Лазарь скромничает: «Где же мне с суконным-то
рылом-с? — Ничего не суконное. Рыло как рыло». Конечно, перевести
побольше добра не на приказчика, а на будущего зятя — в интересах
Большова.
В доме готовятся к сватовству. По-своему торжественно настроен и
Самсон Силыч, но появляется Устинья Наумовна с плохими вестями: якобы
жених капризничает. «А, лягушка его заклюй, нешто мы другого не найдем? —
Ну, уж ты другого-то не ищи, а то опять то же будет. УЖ другого-то я
вам сам найду», — говорит сам Большов и знает, что говорит.
К компании присоединяются ключница Фоминишна, Рисположенский, Лазарь,
и Большов торжественно объявляет Лазаря женихом. Переполох. Липочка
просто скандалит. «Велю, так и за дворника выйдешь!» — цыкает на дочку
Большов. «Маменька-с! Вам зятя такого, который бы вас уважал и, значит,
старость вашу покоил — окромя меня не найтить-с. […] Вы, маменька,
вспомните это слово, что я сейчас сказал», — говорит Лазарь вслед
хозяйке и, оставшись с глазу на глаз с разъяренной Липочкой, сообщает
ей, что дом и лавки теперь — его, а «тятенька-то ваш: банкрут-с! […] Да
что же это такое со мной делают? Воспитывали, воспитывали, потом и
обанкрутились!» И Липочка, помолчав, соглашается, с условием: «Мы будем
жить сами по себе, а они сами по себе. Мы заведем все по моде, а они как
хотят». Тут же зовут «их» и начинается семейное торжество. И Большов
объявляет: «Тебе, Лазарь, дом и лавки пойдут вместо приданого, да из
наличного отсчитаем. […] Только нас со старухой корми, да кредиторам
заплати копеек по десяти. — Стоит ли, тятенька, об этом говорить? […]
Свои люди — сочтемся!» Торжество в разгаре. Сваха льет вино за шиворот
стряпчему.
Начальные ремарки последнего действия: «В доме Подхалюзиных богато
меблированная гостиная. Олимпиада Самсоновна сидит у окна в роскошном
положении, на ней шелковая блуза, чепчик последнего фасона. Подхалюзин в
модном сюртуке стоит перед зеркалом». Чета наслаждается счастьем. Липа
просит купить тысячную коляску. Лазарь готов. Липа говорит французский
комплимент. Лазарь в восторге. Приходит Устинья Наумовна за обещанным.
«Мало ли, что я обещал!» — прямо говорит свахе Подхалюзин, и та уходит с
сотенной бумажкой вместо обещанных тысяч и неважным платьицем от
Липочки вместо собольего салопа. «Никак тятеньку из ямы выпустили», —
углядела в окно Липочка. «Ну нет-с, из ямы-то тятеньку не скоро
выпустят; а надо полагать, […] так отпросился домой» — и Лазарь зовет
тещу.
Большов и раньше жаловался на здоровье; «словно с того света выходец»
— причитает жена. Он хочет отдать кредиторам по двадцать пять копеек за
рубль долга, как сам и собирался вначале. Те согласны (в долговой
тюрьме, «яме», заключенных должников содержали за счет кредиторов). Но
сидеть Большову, а решать Подхалюзину: теперь деньги — его. И он
отказывается при полной Липочкиной поддержке. «-Я, тятенька, не могу-с!
Видит Бог, не могу-с! […] — Выручайте, детушки, выручайте! […] Я у вас,
тятенька, до двадцати лет жила — свет не видала. Что ж, мне прикажете
отдать вам деньги да самой опять в ситцевых платьях ходить? — Что вы,
что вы! Опомнитесь! Ведь я у вас не милостыню прошу, а свое же добро! —
Мы, тятенька, сказали вам, что больше десяти копеек дать не можем —
стало быть, и толковать об этом нечего». Таково Липочкино последнее
слово. «Ведь я злостный — умышленный… меня в Сибирь сошлют. Господи!
Коли так не дадите денег, дайте Христа ради!» — уже плачет Большов.
Аграфена Кондратьевна в голос проклинает и зятя и дочь. Весь результат:
«Я, так и быть, еще пять копеечек прибавлю» — вздыхает Лазарь.
Отчаявшийся Большов встает и уходит с Аграфеной Кондратьевной.
«Неловко-с! […] Тишка! Подай старый сюртук, которого хуже нет».
Подхалюзин решает сам поехать поторговаться с кредиторами. Является
Рисположенский, как и сваха, за обещанными деньгами, и с ним обходятся
так же, как со свахой, и еще хуже: «Должны! Тоже, должны! Словно у него
документ! А за что — за мошенничество! — Нет, погоди! Ты от меня этим не
отделаешься! — А что же ты со мной сделаешь? — Язык-то у меня
некупленный. — Что ж ты, лизать, что ли, меня хочешь? — Нет, не лизать, а
[…] — Я… Я вот что сделаю: почтеннейшая публика! — Что ты, что ты,
очнись! — Ишь ты, с пьяных глаз куда лезет!» Рисположенский лезет прямо в
зрительный зал с криками: «Тестя обокрал! И меня грабит… Жена, четверо
детей, сапоги худые!» Но последнее слово и тут — за Подхалюзиным: «Вы
ему не верьте, это он, что говорил-с, — это все врет. Ничего этого и не
было. Это ему, должно быть, во сне приснилось. А вот мы магазинчик
открываем: милости просим! Малого робенка пришлете — в луковице не
обочтем».
© А. И. Журавлева
