Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979.
Т. 10. Письма. — 1979.
27. Н. И. ГНЕДИЧУ. (Из черновиков)
29 апреля 1822 г.
самое сносное место во всей поэме, не связано ни с каким происшествием и есть не что иное, как географическая статья или отчет путешественника. Характер главного лица (а действующих лиц — всего-то их двое) приличен более роману, нежели поэме, — да и что за характер? кого займет изображение молодого человека, потерявшего чувствительность сердца в несчастиях, неизвестных читателю; его бездействие, его равнодушие к дикой жестокости горцев и к юным прелестям кавказской девы могут быть очень естественны — но что тут трогательного — легко было бы оживить рассказ происшествиями, которые сами собою истекали бы из предметов. Черкес, пленивший моего русского, мог быть любовником молодой избавительницы моего героя — вот вам и сцены ревности, и отчаянья прерванных свиданий и проч. Мать, отец и брат могли бы иметь каждый свою роль, свой характер — всем этим я пренебрег, во-первых, от лени, во-вторых, что разумные эти размышления пришли мне на ум тогда, как обе части моего Пленника были уже кончены — а сызнова начать не имел я духа.
Те, которые пожурили меня за то, что никак не назвал моего Финна, не нашел ни одного имени собственного, конечно, почтут это за непростительную дерзость — правда, что большей части моих читателей никакой нужды нет до имени и что я не боюсь никакой запутанности в своем рассказе.
Местные краски верны, но понравится ли читателям, избалованным поэтическими панорамами Байрона и Вальтера Скотта, — я боюсь и напомнить об них своими бледными рисунками — сравнение мне будет убийственно. К счастию, наши аристархи не в состоянии уничтожить меня основательным образом; тяжкие критики их мало меня беспокоят; они столь же безвредны, как и тупы — а шутки плоские и площадные ничуть не смешны и
не забавны, как замечает Каченовский свойственным ему слогом.
Вы видите, что отеческая нежность не ослепляет меня насчет "Кавказского пленника", но, признаюсь, люблю его сам, не зная за что; в нем есть стихи моего сердца. Черкешенка моя мне мила, любовь ее трогает душу. Прелестная быль о Пигмалионе, обнимающем холодный мрамор, нравилась пламенному воображению Руссо. Поэту возвышенному, просвещенному ценителю поэтов, вам предаю моего "Кавказского пленника" — примите его под свое покровительство; в награду за присылку прелестной вашей идиллии, достойной чистой музы древности (о которой мы поговорим на досуге), завещаю вам скучные заботы нового издания. Дружба ваша меня избаловала. Несколько строк пера вашего вместо предисловия — и успех моей повести будет уже надежнее: бросьте в ручей одну веточку из ваших лавров, муравей не утонет. Впрочем, назовите моего "Пленника" сказкой, повестию, поэмой, или вовсе не назовите, издайте ее в двух книгах, частях или песнях, или только в одной — отдаю его в полное ваше распоряжение.
Есть у меня еще отрывок, стихов 200. Прислать мне вам его для физического наполнения книги?
Примечания
- "Те, которые пожурили меня..." — Пушкин имеет в виду критиков "Руслана и Людмилы".
- "Как замечает Каченовский...""Руслана и Людмилу": "Шутка грубая, не одобряемая вкусом просвещенным, отвратительна, а ничем не смешна и не забавна" ("Вестник Европы", 1820 г., № 11).
- "отрывок, стихов в 200" — "Братья разбойники".
