Добрыня Никитич

Добрынюшки-то матушка говаривала,

Никитичу-то родненька наказывала:

- Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!

Ты походишь нынь гулять да е во Киев-град

Подь ты нунь гуляй да по всим уличкам,

И по тым же ты по мелким переулочкам,

Только не ходи ко сукиной Маринушки,

К той Маринушки Кайдальевной,

А Кайдальевной да королевичной,

Во тую ли во частую во уличку,

Да во тот ли нонь во мелкий переулочек.

Сука б.. . Маринка та Кайдальевна,

А Кайдальевна да королевична,

Королевична да и волшебница,

Она много нонь казнила да князей-князевичев,

Много королей да королевичев,

Девять русских могучиих богатырей,

А без счету тут народушку да черняди,

Зайдешь ты, Добрынюшка Никитинич,

К той же ко Маринушке Кайдальевной,

Там тебе, Добрыне, живу не бывать!

Отправляется Добрыня сын Никитинич,

Он ходить гулять по городу по Киеву,

Да по тым же нонь по частыим улочкам,

Тут по мелкиим Добрыня переулочкам,

Ходит тут Добрыня сын Никитинич,

А не шел же он к Маринушке Кайдальевной.

Он увидел голуба да со голубушкой,

А сидит же голуб со голубушкой

А во той же нонь Маришки во Кайдальевны,

В ей же он сидит голуб во улички,

Сидят что ли голуб со голубкою

Что ли нос с носком, а рот с ротком.

А Добрынюшке Никитичу не кажется,

Что сидит же тут да голуб со голубушкой

Нос с носком да было рот с ротком,

Он натягивал тетивочки шелковыи,

Он накладывал тут стрелочки каленыи,

Он стреляет тут же в голуба с голубушкой.

Не попала тая стрелочка каленая

А й во голуба да со голубкою,

А летела тая стрелочка прямо во высок терем,

В то было окошечко косявчато

К суке ко Маринушке Кайдальевни,

А й Кайдальевной да королевичной.

Тут скорешенько Добрыня шел да широким двором,

Поскорее тут Добрыня по крылечику,

Вежливее же Добрыня по новым сеням,

А побасче тут Добрыня в новой горенке,

А берет же свою стрелочку каленую.

Говорит ему Маришка да Кайдальевна,

А й Кайдальевна да королевична:

- Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!

Сделаем, Добрынюшка, со мной любовь!

Отвечает тут Добрыня сын Никитинич:

- Ах ты, душенька Маринушка Кайдальевна!

Я тебе-ка-ва не полюбовничок.

Обвернулся тут Добрынюшка с новой горници

И выходит тут Добрынюшка на широк двор,

Тут скочила же Маринушка Кайдальевна,

Брала тут ножищо да кинжалищо,

А стругает тут следочки да Добрынины,

Рыла тут во печку во муравлену

И сама же тут к следочкам приговариват:

- Горите вы следочки да Добрынины

Во той было во печки во муравленой,

Гори-тко во Добрынюшке по мне душа!

Воротился тут Добрыня с широка двора,

А приходит ко Марине ко Кайдальевной,

А й к Кайдальевной да королевичной:

- Ах ты, душенька Маринушка Кайдальевна,

А й Кайдальевна да королевична!

Уж ты сделаем, Маринушка, со мной любовь,

Ах ты с душенькой с Добрынюшкой Микитичем.

- Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!

Что же надо мной да надсмехаешься?

Давень тебя звала в полюбовнички,

Ты в меня топерь, Добрыня, не влюблялся ли,

Нунечу зовешь да в полюбовницы!

Воротила тут она было богатыря

Тым было туром да златорогим,

А спустила тут богатыря во чисто поле;

А пошел же тут богатырь по чисту полю,

А пошел же он туром да златорогиим.

Увидае он тут стадо да гусиное

Той же он Авдотьи он Ивановны,

А желанной он своей да было тетушки,

Притоптал же всех гусей да до единаго,

Не оставил он гусеныша на симена.

Тут приходя пастухи были гусиныи,

А приходя пастухи да жалобу творят:

- Ах ты, молода Авдотья да Ивановна!

А приходит к нам же тур да златорогии,

Притоптал же всех гусей да до единаго,

Не оставил нам гусеныша на симена.

Приходил же к стаду к лебединому,

Притоптал же лебедей всих до единое,

Не оставил он лебедушки на симена.

Не успели пастухи да взад сойти,

А приходят пастухи да лебединыи,

Тый же пастухи да жалобу творят:

- Молода Авдотья да Ивановна!

Приходил к нам тур да златорогии,

Притоптал же лебедей всих до единое,

Не оставил он лебедушки на симена.

Он приходит тур во стадо во овечьее,

Притоптал же всех овец да до единою,

Не оставил он овечки им на симена.

Не поспели пастухи да тыи взад сойти,

А приходя пастухи были овечьии:

- Молода Авдотья ты Ивановна!

Приходил к нам тур да златорогии,

Притоптал же всех овец да до единое,

Не оставил он овечки нам на симена.

Шел же тур да златорогии

А во то было во стадо во скотинное,

Ко тому было ко скоту ко рогатому,

Притоптал же всих коров да до единою,

Не оставил им коровушки на симена.

Не поспели пастухи да тыи взад сойти,

А приходя пастухи же к ей коровьии,

Тыи пастухи да жалобу творят:

- Ах ты, молода Авдотья да Ивановна!

Приходил ко стаду ко скотинному,

Приходил же тур да златорогии,

Притоптал же всих коров да до единою,

Не оставил нам коровушки на симена.

Говорила тут Авдотья да Ивановна:

- А не быть же нунь туру да златорогому,

Быть же нунь любимому племяннику,

Молоду Добрынюшки Никитичу.

Он обвернут у Маришки у Кайдальевной

Молодой Добрыня сын Никитинич,

А повернут он туром да златорогиим.

Находил же стадо он кониное

Тот же тур да златорогии,

Разгонял же всих коней да по чисту полю,

Не оставил им лошадушки на симена.

А й приходят пастухи да к ей кониныи,

Сами пастухи да жалобу творят:

- Молода Авдотья ты Ивановна!

Приходил же к нам тут тур, да златорогии,

Розгонял же всих коней по чисту полю,

Не оставил нам лошадушки на симена.

Молода Авдотья да Ивановна

Повернулась тут она было сорокою,

А летела к суке ко Маринушке Кайдальевной,

А садилась на окошечко косевчато,

Стала тут сорока выщекатывать,

Стала тут сорока выговаривать:

- Ах ты сука нунь, Маринушка Кайдальевна,

А й Кайдальевна да королевична!

А зачем же повернула ты Добрынюшку,

А Добрынюшку да ты Никитича,

Тым же нунь туром да златорогиим,

А спустила тут Добрыню во чисто поле?

Отврати-тко ты Добрынюшку Никитича

От того же нунь тура да златорогаго:

Не отворотишь ты Добрынюшки Никитича

От того же от тура да златорогаго,

Оверну тебя, Маринушка, сорокою,

Я спущу тебя, Маришка, во чисто поле,

Век же ты летай да там сорокою!

Обвернулась тут Маришка да сорокою,

А летела тут сорока во чисто поле,

А садиласи к туру да на златы рога.

Стала тут сорока выщекатывать,

Стала тут сорока выговаривать:

- Ай же тур да златорогии,

Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!

Сделай с нами заповедь великую,

А принять со мной с Маришкой по злату венцу,

Отвращу я от тура тя златорогаго.

Говорил же тут Добрыня сын Никитинич:

- Ах ты, душенька Маринушка Кайдальевна,

А й Кайдальевна да королевична!

Отврати-тко от тура да златорогаго,

Сделаю я заповедь великую,

Я приму с тобой, Марина, по злату венцу.

Отвернула от тура да златорогаго

Молода Добрынюшку Никитича.

Приходили тут ко городу ко Киеву,

К ласкову князю ко Владимиру,

Принял со Мариной по злату венцу.

А проводит он свою да было свадебку,

Отправляется во ложни да во теплыи

Молодой Добрыня сын Никитинич,

Сам же он служаночкам наказыват:

- Ай же слуги мои верныи!

Попрошу у вас же чару зелена вина,

Вы попрежде мни подайте саблю вострую.

Шел же он во ложни да во теплыи;

Обвернула тут его да горносталушком,

Взяла горносталика попуживать,

Взяла горносталика покышкивать,

Приломал же горносталь да свои некти прочь.

Обвернула тут она его соколиком,

Взяла тут соколика попуживать,

Взяла тут соколика покышкивать,

Примахал сокол да свои крыльица.

Тут смолился он Маринушки Кайдальевной,

Ай Кайдальевной да королевичной:

- Не могу летать я нунечку соколиком,

Примахал свои я нуньчу крыльица,

Ты позволь-ко мне-ка выпить чару зелена вина.

Молода Маришка да Кайдальевна,

А й Кайдальевна да королевична,

Отвернула тут Добрыню добрым молодцем;

А скрычал же тут Добрыня сын Никитинич:

- Ай же слуги мои верныи,

Вы подайте-тко мне чару зелена вина!

Подавали ему тут слуги верныи,

Поскорешенько тут подавали саблю вострую.

Не пил он тут чары зелена вина,

Смахне он Добрыня саблей вострою

И отнес же он Марине буйну голову,

А за ей было поступки неумильнии.

Поутру сходил во теплую свою да парну баенку,

Идут же было князи тут да бояра:

- Здравствуешь, Добрыня сын Никитинич,

Со своей да с любимой семьей,

С той было Маринушкой Кайдальевной,

Ай Кайдальевной да королевичной!

- Ай же нунь вы, князи еше бояра,

Вси же вы Владимировы дворяна!

Я вечор же братци был женат не холост,

А нынечу я стал братци холост не женат.

Я отсек же нунь Марине буйну голову

За ейны было поступки неумильнии.

- Благодарствуешь, Добрыня сын Никитинич,

Что отсек же ты Маринки буйну голову

За ейныи поступки неумильныи!

Много тут казнила да народу она русского,

Много тут князей она князевичев,

Много королей да королевичев,

Девять русскиих могучих богатырей,

А без счету тут народушку да черняди!

Матушка Добрынюшке говаривала,

Матушка Никитичу наказывала:

- Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!

Ты не езди-тко на гору Сорочинскую,

Не топчи-тко там ты малыих змиенышов,

Не выручай же полону там русскаго,

Не куплись-ко ты во матушке Пучай-реки;

Тая река свирипая,

Свирипая река сама сердитая:

Из-за первоя же струйки как огонь сечет,

Из-за другой же струйки искра сыплется,

Из-за третьеей же струйки дым столбом валит,

Дым столбом валит да сам со пламенью.

Молодой Добрыня сын Никитинич,

Он не слушал да родители тут матушки

Честной вдовы Офимьи Олександровной,

Ездил он на гору Сорочинскую,

Топтал он тут малыих змеенышков,

Выручал тут полону да русскаго.

Тут купался да Добрынюшка во Пучай-реки,

Сам же тут Добрыня испроговорил:

- Матушка Добрынюшки говаривала,

Родная Никитичу наказывала:

"Ты не езди-тко на гору Сорочинскую,

Не топчи-тко там ты малыих змиенышев,

Не куплись, Добрыня, во Пучай-реки,

Тая река свирипая,

Свирипая река да е сердитая:

Из-за первоя же струйки как огонь сечет,

Из-за другой же струйки искра сыплется,

Из-за третьеей же струйки дым столбом валит,

Дым столбом валит да сам со пламенью.

Эта матушка Пучай-река

Как ложинушка дождевая".

Не поспел тут же Добрыня словця молвити,

Из-за первоя же струйки как огонь сечет,

Из-за другой же струйки искра сыплется,

Из-за третьеей же струйки дым столбом валит,

Дым столбом валит да сам со пламенью.

Выходит тут змея было проклятая,

О двенадцати змея было о хоботах:

- Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!

Захочу, я нынь Добрынюшку цело сожру,

Захочу, Добрыню в хобота возьму,

Захочу, Добрынюшку в полон снесу.

Испроговорит Добрыня сын Никитинич:

- Ай же ты, змея было проклятая!

Ты поспела бы Добрынюшку да захватить,

В ты пору Добрынюшкой похвастати,

А нуньчу Добрыня не в твоих руках.

Нырнет тут Добрынюшка у бережка,

Вынырнул Добрынюшка на другоем.

Нету у Добрыни коня добраго,

Нету у Добрыни копья востраго,

Нечем тут Добрынюшке поправиться.

Сам же тут Добрыня приужахнется,

Сам Добрыня испроговорит:

- Видно, нонечу Добрынюшке кончинушка!

Лежит тут колпак да земли греческой,

А весу-то колпак буде трех пудов.

Ударил он змею было по хоботам,

Отшиб змеи двенадцать тых же хоботов,

Сбился на землю да он коленками,

Выхватил ножищо да кинжалищо,

Хоче он змею было пороспластать.

Змея ему да тут смолиласи,

- Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!

Быдь-ка ты Добрынюшка да больший брат,

Я теби да сестра меньшая.

Сделаем мы же заповедь великую.

Тебе-ка-ва не ездить нынь на гору Сорочинскую,

Не топтать же зде-ка маленьких змиенышков,

Не выручать полону да русскаго;

А я теби сестра да буду меньшая,

Мне-ка не летать да на святую Русь,

А не брать же больше полону да русскаго,

Не носить же мне народу христианскаго.

Отслабил он колен да богатырскиих.

Змея была да тут лукавая,

С-под колен да тут змея свернуласи,

Улетела тут змея да во кувыль-траву.

И молодой Добрыня сын Никитинич

Пошел же он ко городу ко Киеву,

Ко ласковому князю ко Владимиру,

К своей тут к родители ко матушки,

К честной вдовы Офимье Олександровной.

И сам Добрыня порасхвастался:

- Как нету у Добрыни коня добраго,

Как нету у Добрыни копья востраго,

Не на ком поехать нынь Добрыне во чисто поле!

Испроговорит Владимир стольне-киевской:

- Как солнышко у нас идет на вечере,

Почестный пир идет у нас на весели,

А мне-ка-ва, Владимиру, невесело,

Одна у меня любимая племянничка,

И молода Забава дочь Потятична.

Летела тут змея у нас проклятая,

Летела же змея да через Киев-град;

Ходила нунь Забава дочь Потятична

Она с мамкамы да с нянькамы

В зеленом саду гулятиться (так).

Подпадала тут змея было проклятая

Ко той матушки да ко сырой-земли,

Ухватила тут Забаву дочь Потятичну,

В зеленом саду да ю гуляючи,

В свои было во хобота змеиныи,

Унесла она в пещерушку змеиную.

Сидят же тут два русскиих могучиих богатыря:

Сидит же тут Алешенька Левонтьевич,

Во другиих Добрыня сын Никитинич.

Испроговорит Владимир стольне-киевской:

- Вы русскии могучии богатыри,

Ай же ты, Алешенька Левонтьевич!

Мошь ли ты достать у нас Забаву дочь Потятичну,

Из той было пещеры из змеиною?

Испроговорит Алешенька Левонтьевич:

- Ах ты, солнышко Владимир стольне-киевской!

Я слыхал было на сем свети,

Я слыхал же от Добрынюшки Никитича:

Добрынюшка змеи было крестовый брат.

Отдаст же тут змея проклятая

Молоду Добрынюшки Никитичу

Без бою без драки-кроволития

Тут же нунь Забаву дочь Потятичну.

Испроговорит Владимир стольне-киевской:

- Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!

Ты достань-ко нунь Забаву дочь Потятичну

Да из той было пещерушки змеиною.

Не достанешь ты Забавы дочь Потятичной,

Прикажу теби, Добрыня, голову рубить.

Повесил тут Добрыня буйну голову,

Утопил же очи ясныя

А во тот ли во кирпичен мост,

Ничего ему Добрыня не ответствует.

Ставает тут Добрыня на резвы ноги,

Отдает ему великое почтение,

Ему нунь за весело пирование.

И пошел же ко родители ко матушке

И к честной вдовы Офимьи Олександровной.

Тут стретает его да родитель матушка,

Сама же тут Добрыне испроговорит:

- Что же ты, рожоное, не весело,

Буйну голову, рожоное, повесило?

Ай ты, молодой Добрыня сын Никитинич!

Али ествы-ты были не по уму?

Али питьица-ты были не по разуму?

Аль дурак-тот над тобою надсмеялся ли?

Али пьяница ли там тебя приобозвал?

Али чарою тебя да там приобнесли?

Говорил же тут Добрыня сын Никитинич,

Говорил же он родители тут матушке

А честной вдовы Офимьи Олександровной:

- А й честна вдова Офимья Олександровна!

Ествы-ты же были мне-ка по уму,

А й питьица-ты были мне по разуму,

Чарою меня там не приобнесли,

А дурак-тот надо мною не смеялся же

А и пьяница меня да не приобозвал;

А накинул на нас службу да великую

Солнышко Владимир стольне-киевской:

А достать было Забаву дочь Потятичну

А из той было пещеры из змеиною,

А нунь нету у Добрыни коня добраго,

А нунь нету у Добрыни копья востраго,

Не с чем мни поехати на гору Сорочинскую

К той было змеи нынь ко проклятою.

Говорила тут родитель ему матушка,

А честна вдова Офимья Олександровна:

- А рожоное мое ты нынь же дитятко,

Молодой Добрынюшко Никитинич!

Богу ты молись да спать ложись,

Буде утро мудро, мудренее буде вечера

День у нас же буде там прибыточен.

Ты поди-ко на конюшню на стоялую,

Ты бери коня с конюшенки стоялыя,

Батюшков же конь стоит да дедушков,

А стоит бурко пятнадцать лет,

По колен в назем же ноги призарощены,

Дверь по поясу в назем зарощена.

Приходит тут Добрыня сын Никитинич

А ко той ли ко конюшеньке стоялыя,

Повыдернул же дверь он вон из назму,

Конь же ноги из назму да вон выдергиват,

А берет же тут Добрынюшка Никитинич,

Берет Добрынюшка добра коня

На ту же на узду да на тесмяную,

Выводит из конюшенки стоялыи,

Кормил коня пшеною белояровой,

Поил питьями медвяныма.

Ложился тут Добрыня на велик одер.

Ставае он по утрушку ранехонько,

Умывается он да и белехонько,

Снаряжается да хорошохонько,

А седлае своего да он добра коня,

Кладывае он же потнички на потнички,

А на потнички он кладе войлочки,

А на войлочки черкальское седелышко,

И садился тут Добрыня на добра коня.

Провожает тут родитель его матушка

А честна вдова Офимья Олександровна,

На поезде ему плеточку нонь подала,

Подала тут плетку шамахинскую

А семи шелков да было разныих,

А Добрынюшке она было наказыват:

- Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!

Вот теби да плетка шамахинская:

Съедешь ты на гору Сорочинскую,

Станешь топтать маленьких змиенышов,

Выручать тут полону да русскаго,

Да не станет твой же бурушко поскакивать

А змиенышов от ног да прочь отряхивать,

Ты хлыщи бурка да нунь промеж уши,

Ты промеж уши хлыщи да ты промеж ноги,

Ты промеж ноги да промеж заднии,

Сам бурку да приговаривай:

"Бурушко, ты нонь поскакивай,

А змеинышов от ног да прочь отряхивай!"

Тут простиласи да воротиласи.

Видли тут Добрынюшку да сядучи,

А не видли тут удалого поедучи.

Не дорожками поехать не воротами,

Через ту стену поехал городовую,

Через тую было башню наугольную,

Он на тую гору Сорочинскую.

Стал топтать да меленьких змиенышов,

Выручать да полону нонь русского.

Подточили тут змиеныши бурку да щоточки,

А не стал же его бурушко поскакивать.

На кони же тут Добрыня приужахнется,

Нунечку Добрынюшки кончинушка!

Спомнил он наказ да было матушкин,

Сунул он же руку во глубок карман,

Выдернул же плетку шамахинскую

А семи шелков да шамахинскиих,

Стал хлыстать бурка да он промеж уши,

Промеж уши да он промеж ноги,

А промеж ноги да промеж заднии,

Сам бурку бьет да приговариват:

- Ах ты бурушко, да нунь поскакивай,

А змиенышов от ног да прочь отряхивай!

Стал же его бурушко поскакивать

А змиенышов от ног да прочь отряхивать,

Притоптал же всих он маленьких змиенышков,

Выручал он полону да русскаго.

И выходит тут змея было проклятое

Да из той было пещеры из змеиною

И сама же тут Добрыни испроговорит:

- Ах ты, душенька Добрынюшка Никитинич!

Ты порушил свою заповедь великую,

Ты приехал нунь на гору Сорочинскую

А топтать же моих маленьких змиенышев.

Говорит же тут Добрынюшка Никитинич:

- Ай же ты, змия проклятая!

Я ли нунь порушил свою заповедь,

Али ты змея проклятая порушила?

Ты зачем летела через Киев-град,

Унесла у нас Забаву дочь Потятичну?

Ты отдай-ка мне Забаву дочь Потятичну

Без бою без драки-кроволития.

Не отдавала она без бою без драки-кроволития,

Заводила она бой-драку великую

Да большое тут с Добрыней кроволитие.

Бился тут Добрыня со змеей трои сутки,

А не може он побить змею проклятою.

Наконец хотел Добрынюшка отъехати,

Из небес же тут Добрынюшки да глас гласит:

- Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!

Бился со змеей ты да трои сутки,

А побейся-ко с змеей да еще три часу.

Тут побился он Добрыня еще три часу,

А побил змею да он проклятую,

Попустила кровь свою змеиную,

От востока кровь она да вниз до запада,

А не прижре матушка да тут сыра земля

Этой крови да змеиною.

А стоит же тут Добрыня во крови трои сутки,

На кони сидит Добрыня - приужахнется,

Хочет тут Добрыня прочь отъехати.

3-за небесей Добрыне снова глас гласит:

- Ай ты, молодой Добрыня сын Никитинич!

Бей-ко ты копьем да бурзамецкиим

Да во ту же матушку сыру-землю,

Сам к земли да приговаривай!

Стал же бить да во сыру землю,

Сам к земли да приговаривать:

- Росступись-ко ты же, матушка сыра-земля,

На четыре на вси стороны,

Ты прижри-ко эту кровь да всю змеиную!

Росступилась было матушка сыра-земля

На всих на четыре да на стороны,

Прижрала да кровь в себя змеиную.

Опускается Добрынюшка с добра коня

И пошел же по пещерам по змеиныим,

Из тыи же из пещеры из змеиною

Стал же выводить да полону он русскаго.

Много вывел он было князей-князевичев,

Много королей да королевичев,

Много он девиц да королевичных,

Много нунь девиц да и князевичных

А из той было пещеры из змеиною,

А не може он найти Забавы дочь Потятичной.

Много он прошел пещер змеиныих,

И заходит он в пещеру во последнюю,

Он нашел же там Забаву дочь Потятичну

В той последнею пещеры во змеиною.

А выводит он Забаву дочь Потятичну

А из той было пещерушки змеиною,

Да выводит он Забавушку на белый свет.

Говорит же королям да королевичам,

Говорит князям да он князевичам

И девицам королевичным

И девицам он да нунь князевичным:

- Кто откуль вы да унесены,

Всяк ступайте в свою сторону

А сбирайтесь вси да по своим местам,

И не троне вас змея боле проклятая.

А убита е змея да та проклятая,

А пропущена да кровь она, змеиная,

От востока кровь да вниз до запада,

Не унесет нунь боле полону да русскаго

И народу христианьскаго,

А убита е змея да у Добрынюшки

И приконьчена да жизнь нуньчу змеиная.

А садился тут Добрыня на добра коня,

Брал же он Забаву дочь Потятичну,

А садил же он Забаву на право стегно,

А поехал тут Добрыня по чисту полю.

Испроговорит Забава дочь Потятична:

- За твою было великую за выслугу

Назвала тебя бы нунь батюшком,

И назвать тебя, Добрыня, нуньчу не можно!

За твою великую за выслугу

Я бы назвала нунь братцем да родимыим,

А назвать тебя, Добрыня, нуньчу не можно!

За твою великую за выслугу

Я бы назвала нунь другом да любимыим,

В нас же вы, Добрынюшка, не влюбитесь!

Говорит же тут Добрыня сын Никитинич

Молодой Забавы дочь Потятичной:

- Ах ты, молода Забава дочь Потятична!

Вы есть нуньчу роду княженецкаго:

Я есть роду христианьскаго:

Нас нельзя назвать же другом да любимыим.

А везет же он, Добрыня, по чисту полю,

Он наехал во чистом поли да ископыть,

Ископыть да лошадиную,

Как стульями земля да проворочена.

Тут поехал нунь Добрыня сын Никитинич

Той же ископытью лошадиною,

Он увидел тут Алешеньку Левонтьева:

- Ай же ты, Алешенька Левонтьевич!

Ты прими от нас Забаву дочь Потятичну.

Вез же я Забаву да во честности,

Да от нас прими Олешенька во честности,

Не стыди-тко ей да личка белаго,

Ты пристыдишь ей да личко белое,

Мне-ка-ва она да тут пожалится,

Я те завтра тут, Олешка, голову срублю!

А свези-ко ты к Владимиру во честности,

К солнышку ко князю стольне-киевску.

Отправляет тут Забаву дочь Потятичну

С тым было Олешенькой Левонтьевым,

Сам поехал ископытью лошадиною.

Наезжае он богатыря в чистом поли,

А сидит богатырь на добром кони,

А сидит богатырь в платьях женскиих.

Говорит Добрыня сын Никитинич:

- Е же не богатырь на добром кони,

Есть же поляница знать удалая,

А кака ни тут девица либо женщина!

И поехал тут Добрыня на богатыря,

Он ударил поляницу в буйну голову.

А сидит же поляница - не сворохнется

А назад тут поляница не оглянется.

На кони сидит Добрыня - приужахнется,

Отъезжав прочь Добрыня от богатыря,

А от той же поляницы от удалый:

- Видно, смелостью Добрынюшке по-старому,

Видно, сила у Добрыни не по-прежнему!

А стоит же во чистом поли да сырой дуб

Да в обнем же он стоит да человеческий.

Наезжает же Добрынюшка на сырой дуб

А попробовать да силы богатырскии.

Как ударит тут Добрынюшка во сырой дуб,

Он расшиб же дуб да весь по ластиньям

На кони сидит Добрыня - приужахнется:

- Видно, силы у Добрынюшки по-старому,

Видно, смелость у Добрыни не по-прежнему!

Разъезжается Добрыня сын Никитинич

На своем же тут Добрыня на добром кони

А на ту же поляницу на удалую,

Чесне поляницу в буйну голову.

На кони сидит же поляница - не сворохнется,

И назад же поляница не оглянется.

На кони сидит Добрыня - сам ужахнется:

- Смелость у Добрынюшки по-прежнему,

Видно, сила у Добрыни не по-старому,

Со змеею же Добрыня нынь повыбился!

Отъезжае прочь от поляницы от удалыи,

А стоит тут во чистом поли да сырой дуб,

Он стоит да в два обнема человеческих.

Наезжает тут Добрынюшка на сырой дуб,

Как ударил тут Добрынюшка во сырой дуб,

А росшиб же дуб да весь по ластиньям.

На кони сидит Добрыня - приужахнется:

- Видно, сила у Добрынюшки по-старому,

Видно, смелость у Добрыни не по-прежнему!

Разгорелся тут Добрыня на добри кони,

И наехал тут Добрынюшка да в третий раз

А на ту же поляницу на удалую,

Да ударит поляницу в буйну голову.

На кони сидит же поляница, сворохнуласе

И назад же поляница оглянуласе,

Говорит же поляница да удалая:

- Думала же, русский комарики покусывают,

Ажно русскии богатыри пощалкивают!

Ухватила тут Добрыню за жолты кудри,

Сдернула Добрынюшку с коня долой,

А спустила тут Добрыню во глубок мешок,

А во тот мешок да тут во кожаной.

А повез же ейный было добрый конь,

А повез же он да по чисту полю,

Испровещится же ейный добрый конь;

- Ах же поляница ты удалая,

Молода Настасья дочь Никулична!

Не могу везти да двух богатырей;

Силою богатырь супротив тебя,

Смелосью богатырь да вдвоем тебя.

Молода Настасья дочь Никулична

Здымала тут богатыря с мешка да вон же с кожаньца.

Сама к богатырю да испроговорит:

- Старый богатырь да матерыи,

Назову я нунь себе-ка-ва да батюшкой;

Ежели богатырь да молодыи,

Ежели богатырь нам прилюбится,

Назову я себе другом да любимыим;

Ежели богатырь не прилюбится,

На долонь кладу, другой прижму

И в овсяный блин да его сделаю.

Увидала тут Добрынюшку Никитича:

- Здравствуй, душенька Добрыня сын Никитинич!

Испроговорит Добрыня сын Никитинич:

- Ах ты, поляница да удалая!

Что же ты меня да нуньчу знаешь ли?

Я тобя да нунь не знаю ли.

- А бывала я во городи во Киеви,

Я видала тя, Добрынюшку Никитича,

А тебе же меня нуньчу негде знать.

Я того же короля дочь ляховицкаго,

Молода Настасья дочь Никулична,

А поехала в чисто поле поляковать

А искать же собе-ка супротивничка.

Возьмешь ли Добрыня во замужество,

Я спущу тебя, Добрынюшка, во живности,

Сделай со мной заповедь великую.

А не сделаешь ты заповеди да великия,

На долонь кладу, другой сверху прижму,

Сделаю тебя я да в осяный блин.

Ах ты, молода Настасья дочь Никулична!

Ты спусти меня во живности,

Сделаю я заповедь великую,

Я приму с тобой, Настасья, по злату венцу.

Сделали тут заповедь великую.

Нунь поехали ко городу ко Киеву,

Да ко ласковому князю ко Владимиру.

Приезжают тут ко городу ко Киеву,

А ко ласковому князю ко Владимиру.

Приезжает тут Добрыня сын Никитинич

А к своей было к родители ко матушки,

А к честной вдовы Офимьи Олександровной,

А стретает ту родитель его матушка

А честна вдова Офимья Олександровна,

И сама же у Добрынюшки да спрашиват:

- Ты кого привез, Добрыня сын Никитинич?

- Ай честна вдова Офимья Олександровна,

Ты родитель моя да нуньчу матушка!

Я привез себе-ка супротивную,

Молоду Настасью дочь Никуличну,

А принять же с ней, с Настасьей, по злату венцу.

Отправлялись же ко ласковому князю ко Владимиру

Да во гридни шли они да во столовыи.

Крест-то клал да по-писаному,

Бьет челом Добрыня, покланяется

Да на всих же на четыре он на стороны,

Князю со княгинюшкой в особину:

- Здравствуй, солнышко Владимир стольне-киевской!

- Здравствуешь, Добрыня сын Никитинич!

Ты кого привез, Добрынюшка Никитинич?

Испроговорит Добрыня сын Никитинич:

- Ах ты, солнышко Владимир стольне-киевской!

Я привез же нынь себе-ка супротивную,

А принять же нам с Настасьей по злату венцу.

Сделали об их же публикацию,

Провели же ю да в верушку крещеную,

Принял тут с Настасьей по злату венцу,

Стал же он с Настасьей век коротати.

Добрынюшка-тот матушке говаривал,

А Никитинич-тот родненькой наказывал:

- Ты зачем меня несчастнаго спородила!

Спородила бы, родитель моя матушка,

Обвертела бы мою да буйну голову,

Обвертела тонким биленьким рукавчиком,

А спустила бы во Черное-то море во турецкое,

Я бы век да там, Добрыня, во мори лежал,

Я отныне бы, Добрыня, век да по веку,

Я не ездил бы, Добрыня, по святой Руси,

Я не бил бы нунь, Добрыня, бесповинных душ,

Не слезил бы я, Добрыня, отцей-матерей,

Не спускал бы сиротать да малых детушек!

Отвечала тут родитель ему матушка

А честна вдова Офимья Олександровна:

- Я бы рада тя спородити

А таланом-участью да в Илью Муромца,

Силою во Святогора нонь богатыря,

Красотою было в Осипа Прекрасного,

Славою было в Вольгу Всеславьева,

А й богачеством в купца Садка богатаго,

А й богатаго купца да новгородскаго,

А смелостью в Олешку во Поповича,

А походкою щапливою

Во того было Чурилушку Пленковича,

Только вежеством в Добрынюшку Никитича:

Тыи статьи есть да других бог не дал,

Других бог теби не дал да не пожаловал.

Рассердился тут Добрыня сын Никитинич

На родитель свою матушку,

Скорешенько Добрынюшка не двор-тот шол,

Седлает тут Добрынюшка добра коня,

Кладовае он же потнички на потнички,

Да на потнички он кладе войлочки,

А на войлочки черкальское седелышко,

А подтягиват двенадцать тугих подпругов

А тринадцатый для-ради крепости,

Чтобы добрый конь из-под седла не выскочил,

Добра молодца в чистом поли не выронил.

А у той ли у правый у стремены

Провожала его тут родитель матушка,

А у той было у левыи у стремены

Провожала-то его да любима семья,

Молода Настасья да Микулична.

А тут честна вдова Офимья Олександровна

Тут простиласи и воротиласи,

А домой пошла, сама заплакала.

А у той было у левыи у стремены

Иде молода Настасья дочь Микулична,

Стала у Добрынюшки выспрашивать,

Она стала у Никитича выведывать:

- Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!

Ты скажи-тко нунь, Добрыня сын Никитинич,

А когда же ждать тя нуньчу со чиста поля,

А когда тя сожидаться в свою сторону?

Испроговорит Добрыня сын Никитинич:

- Ах ты, молода Настасья дочь Никулична!

Как ты стала у Добрынюшки выспрашивать,

Стала у Никитича выведывать,

Я ти стану нунь высказывать:

"Жди-тко ты Добрынюшку по три годы,

Я по три годы не буду, жди по друго три,

А как пройде тому времени да шесть годов,

Я не буду тут, Добрыня, из чиста поля,

Хоть вдовой живи да хоть замуж поди,

Поди за князя хоть за боярина,

Хоть за русскаго могучаго богатыря,

Только не ходи за брата за названаго,

За того было Олешенку Поповича.

Тут простиласи да воротиласи,

А домой пошла, сама заплакала.

День-то за день, будто дождь секет,

А неделя за неделей, как трава ростет,

Год-тот за годом да как река бежит,

А прошло-то тому времечки да три годы,

Не бывал же тут Добрыня из чиста поля.

Стала ждать Добрынюшка по друго три.

День-то за день, будто дождь секет,

А неделя за неделей, как трава ростет,

Год-тот за годом да как река бежит,

А прощло-то тому времени да шесть годов,

Не бывал же тут Добрыня из чиста поля.

Приезжает тут Олешенька Левонтьевич,

Он привозит было весточку нерадостну:

А побит лежит Добрыня во чистом поли,

А плеча его да испростреляны,

Голова его да испроломана,

Головой лежит да в част ракитов куст.

А честна вдова Офимья Олександровна,

Она взяла по полатам-то похаживать,

Своим голоском поваживать:

- А лежит во чистом поли Добрынюшка убитый!

Тут стал солнышко Владимир-тот захаживать

А Настасью-ту Никуличну засватывать:

- Поди за князя хоть за боярина,

Хоть за русскаго могучего богатыря!

А побольше тут зовут-то за Олешенку,

За того было Олешку за Поповича.

Не пошла она не за князя, не за боярина,

Не за русскаго могучаго богатыря,

Не за смелаго Олешку за Поповича:

- Справила я заповедь-то мужнюю,

Справлю свою заповедь-то женьскую.

Стала ждать Добрынюшку по друго шесть.

День-то за день, будто дождь секет,

А неделя за неделей, как трава ростет,

Год-тот за годом, да как река бежит,

Прощло тому времечки двенадцать лет,

Не бывал же тут Добрыня из чиста поля.

Приезжает тут Олешенька Левонтьевич,

Приезжает тут Олешка да во другой раз,

А привозит было весточку в другой раз,

Тую весточку привозит да нерадостну:

А побит лежит Добрыня во чистом поли,

А плеча его да испостреляны,

Голова его да испроломана,

Головой лежит да в част ракитов куст.

Тут стал солнышко Владимир-тот захаживать

А Настасью-ту Никуличну засватывать:

- Поди хоть за князя, хоть ты за боярина,

Хоть за русскаго могучаго богатыря.

А побольше стали звать да за Олешеньку,

За того было Олешенку Поповича.

Не пошла она не за князя, не за боярина,

Не за русскаго могучаго богатыря,

А пошла замуж за смелаго Олешу за Поповича.

Что ли свадебка у них была по третий день,

А севодня-то итти да ко божьей церквы.

Ездит тут Добрыня у Царя-града.

Конь-то тут Добрынин подтыкается

А к сырой земли да приклоняется:

- Ах ты, волчья сыть, медвежья выть!

Что же ты да нуньчу подтыкаешься?

Над собой ли ты незгодушку-ту ведаешь,

Над собой ли ведаешь аль надо мной,

Надо мной Добрынюшкой Никитичем?

Из небес было Добрынюшки да глас гласит:

- Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!

А твоя-то любима семья замуж пошла

А за смелаго Олешку за Поповича,

Свадебка у них было по третий день,

А принять же им с Олешкой по злату венцу.

Рассердился тут Добрыня сын Никитинич,

Как приправил коня добраго

От Царя-града на Киев-град,

Не дорожкамы поехал, не воротамы,

Реки ты озера перескакивал,

Широки раздолья промеж ног пущал,

А ко Киеву Добрынюшка прискакивал.

А приехал он ко славному ко городу ко Киеву

А ко ласковому князю ко Владимиру.

Через ту стену наехал городовую,

Через тую башню наугольную,

А к тому было подворьицу вдовиному,

А к честной вдовы Офимьи Олександровной,

Со чиста поля наехал он скорым гоньцем,

А не спрашивал у дверей он придверничков,

У ворот не спрашивал да приворотничков,

Всих же прочь взашей да и отталкиват,

А бежит тут во полаты белокаменны.

Вси придворнички да приворотнички

Вслед идут да жалобу творят:

- А честна вдова Офимья Олександровна!

Этот-то удалый добрый молодец

Со чиста поля наехал он скорым гоньцем,

Ко подворьицу он ехал ко вдовиному,

Он не спрашивал у дверей да придверничков,

У ворот не спрашивал да приворотничков,

Всих же нас тут взашей прочь отталкивал!

А честна вдова Офимья Олександровна

Она взяла по полатям-то похаживать,

Своим женским тут голосом поваживать:

- А прошло-то времени двенадцать лет,

Закатилось у меня да красно солнышко,

Как уехал тут Добрыня сын Никитинич,

А уехал тут Добрыня далече-далече во чисто поле,

А лежит же тут Добрыня во чистом поли,

А плеча его да испростреляны,

Голова его да испроломана,

Головой лежит да в част ракитов куст!

А как нунечку было теперечку

Закатается да млад светел месяц!

Испроговорит Добрыня сын Никитинич:

- Ай честна вдова Офимья Олександровна!

Мне-ка-ва Добрынюшка крестовой брат,

Мне-ка-ва Добрынюшка наказывал

А Добрыня-тот поехал ко Царю-граду,

Я-то-нунь поехал да ко Киеву

А не случит ли ти бог же быть во Киеви,

А велел спросить про молоду Настасью про Микуличну,

Про Добрынину да любиму семью.

Испроговорит честна вдова Офимья Олександровна:

- А как нунечку Добрынина да любима семья,

А как нунечу Настасья да замуж пошла

За того за смелого Олешку за Поповича.

Свадебка у них было по третий день,

А принять же им с Олешкой по злату венцу.

Говорит же тут Добрыня сын Никитинич:

- Мне-ка-ва Добрынюшка крестовый брат,

Мне-ка-ва Добрынюшка наказыват:

Случит бог же быть теби во Киеви

У того было подворьица вдовинаго,

А велел же взять он платья скоморовскии

В новой горенки да тут на стопочки,

А в глубокиих своих во погребах

Взять дубинку сорока пудов,

А на свадебки меня бы не обидили,

Да велел же взять гуселушка яровчаты,

Да во том же во глубоком во погреби.

А честна вдова Офимья Олександровна

Тут скорешенько бежала в нову горенку,

Притащила ему платья скоморовскии,

Отмыкала она погреба глубокии,

Подавала тут гуселушка яровчаты,

Сам же взял дубинку сорока пудов,

А пошел же скоморошиной на свадебку.

А приходит скоморошиной на свадебку

А и к тому двору да княженецкому,

А не спрашиват у дверей да придверничков,

У ворот не спрашивал да приворотничков,

Он всих взашей прочь отталкивал.

Вси придвернички да приворотнички

Они вслед идут да жалобу творят:

- Ах ты, солнышко Владимир стольне-киевской!

Этот-то удалый добрый молодец

Со чиста поля он давень ехал да скорым гонцом

Ко тому было подворью ко вдовиному,

Там не спрашивал у дверей да придверничков,

У ворот не спрашивал да приворотничков,

Он всих взашей прочь отталкивал;

Нунь идет на княженецкий двор,

Нунь идет да скоморошиной,

А не спрашиват у дверей да придверничков,

У ворот нас приворотничков,

Взашей прочь нас всих отталкиват.

Говорит ему Владимир стольне-киевской:

- Ай же ты, удала скоморошина!

Ты зачем же ехал давень ко подворьицу,

А к тому подворьицу вдовиному,

Там не спрашивать ты у дверей придверничков,

У ворот не спрашиваешь да приворотничков,

Взашей прочь ты всих отталкивал?

Нунь идешь на княженецкий двор

И не спрашивать ты у дверей придверничков,

У ворот-то наших приворотничков,

Взашей прочь ты всих отталкивать?

Скоморошина туг в речи да не вчуется,

Скоморошина тут к речам да не примется,

Говорит же тут удала скоморошина:

- Ах ты, солнышко Владимир стольне-киевской!

Где-то наше место скоморовское?

Отвечав князь Владимир стольне-киевской:

- Ваше место скоморовское

Что ль на печки да на запечки.

Скоморошина тут местом не побрезгивал,

А скочил на печку на муравлену.

Заиграл тут в гуселышка яровчаты

А на той было на печки на муравленой,

А играет-то Добрынюшка во Киеви

А на выигрыш берет да во Цари-гради,

А от стараго да всих до малого

А повыиграл поименно.

Вси же за столом да призадумались,

Вси ж тут игры да призаслухались,

Вси же за столом да испроговорят:

- А не быть же нунь удалой скоморошины,

Быть же нунь дородну добру молодцу,

Свято русскому могучему богатырю!

Говорил же тут Владимир стольне-киевской:

- Ай же ты удала скоморошина,

А дородний добрый молодец!

Опускайся-ко из печки да из запечка,

Дам теби три места, три любимыих:

Одно место нунь возли меня,

Друго место супротив меня,

Третье место куда сам захошь.

Говорит же тут удала скоморошина:

- Ах ты, солнышко Владимир стольне-киевской!

Дай-ко мне-ка место на скамеечке

Супротив было княгинушки молодыи,

Молодой Настасьи да Никуличной.

Говорит ему Владимир стольне-киевской:

- Ай же, ты удала скоморошина!

Дано ти три места, три любимыих,

Куды знаешь, ты туды садись,

Что ты здумаешь, так то делай,

Что захочешь, так ты то твори!

- А позволь-ко мне, Владимир стольне-киевской,

Налить чару зелена вина.

Наливае было чару зелена вина

А опустит в чару свой злачен перстень

А подносит он Настасьи да Никуличной,

Той княгинушки молодыи:

- Ах ты, молода Настасья дочь Никулична!

Уж ты хошь добра - так нуньчу пьешь до дна,

А не хошь добра - так ты не пьешь до дна.

Молода Настасья дочь Никулична

Взяла она чару единой рукой,

Выпила ту чару единым духом,

Тут увидала в чары свой злачен перстень,

Да которыим с Добрыней обручаласи,

Сама же она князю поклониласи:

- Ах ты, солнышко Владимир стольне-киевской!

А не тот мой муж, который нунь возли меня,

Тот мой муж, который супротив меня.

Тут приехал нунь Добрыня в свою сторону,

Он напомнил тут Добрыня отца-матушку,

Отыскал Добрыня молоду жену.

А й выходит з-за столов да вон з-за дубовых,

Пала тут Добрыни во резвы ноги:

- Ты прости, прости, Добрыня сын Никитинич,

А во той вины прости меня, во глупости,

Что не по твойму наказу я нунь сделала,

А пошла замуж за смелого Олешку за Поповича,

А во той вины прости меня, во глупости!

Говорит же тут Добрыня сын Никитинич:

- Не дивую я тут разуму да женскому:

У ней волос долог - ум короток,

А я дивую нунь же солнышку Владимиру

Со своей было княгинею:

Он же, солнышко Владимир стольне-киевской,

Он же был да сватом ли,

А княгинушка да свахою,

От живого мужа жонушку замуж берут, просватают!

Тут солнышко Владимир стольне-киевской

Он повесил буйну голову

А в тот же во кирпичен мост

Со своей было княгиною.

Тут выходит да Олешенка Левонтьевич

И-за тыих столов да белодубовых,

Пал же тут Добрыне во резвы ноги:

- Ты прости, прости, Добрыня сын Никитинич,

Что я посидел возли твоей княгинушки молодыи,

Молодой Настасьи дочь Никуличной!

- Ай же братец ты названый,

Ай Олешенка Левонтьевич!

А во той-то выны, братец, тебя бог простит,

А во другой вины, братец, тебя не прощу:

А зачем же приезжал ты из чиста поля,

Привозил же про нас весточку нерадостну,

Что лежит побит Добрыня во чистом поли

А плеча его да испостреляны,

Голова его да испроломана,

Головой лежит да в част ракитов куст?

Ты слезил же нунь родиму мою матушку,

А честну вдову Офимью Олександровну.

Тяжелешенько тут она по мне плакала,

А слезила тут она да очи ясныи,

А скорбила тут она да личко белое,

Тяжелешенько она да по мне плакала.

Как ухватит он Алешку за желтый кудри,

Взял же он Алешеньку охаживать,

А не слышно было в бухканье да охканья!

Хоть и всякой-то на свети да женится,

Да не всякому женитьба удавается,

А не дай бог да женитьбы да Олешкиной!

Только тут Алешка и женат бывал,

Только тут Алешка да с женой сыпал.

Синему морю да на тишину,

Всем добрыим же людям на послушанье.